Я нашла маму на сцене, она несла за кулисы поднос с тарелками, наполненными чем-то вроде бифштексов в подливке. Скорее всего, чем-то несъедобным — заплесневелым хлебом и обветренными вареными яйцами, политыми луковым супом из банки. Для меня рецепт этого блюда оставался секретом. Если по ходу действия пьесы требовалось, что-то есть, всегда вместо предполагаемого по сценарию блюда на сцене появлялось нечто совсем другое. Причем что интересно: какие бы омерзительные, полные бактерий блюда ни подавались актерам, они всегда ели все это по-настоящему, а не притворялись, будто едят. Или они были невероятно голодны, или были готовы на все ради искусства.

Я кивнула Анжеле в знак приветствия, и она, бледная и напряженная, кивнула в ответ. Она играла главную роль в этой пьесе, у нее только что умерла мать, но все это не освобождало ее от мелких подсобных работ. Хотя, возможно, таская подносы с едой, она входила в образ — Анжела исполняла роль мисс Купер, хозяйки приморского отеля, в котором разворачивалось действие пьесы. На ней уже был сценический костюм: длинная юбка, толстая блуза тусклого цвета, волосы стянуты в тугой пучок. Чертовски старомодная героиня. Я не знала, кто распределял роли. Может быть, отец. До сих пор мать ни разу не выходила на сцену.

Мой отец не только ставил эту пьесу, он еще играл роль Джона Малкольма, образ которого — после многих разговоров с отцом о его интерпретации и вариантах трактовки — я, кажется, знаю лучше, чем саму себя.

Сюжет таков. Чтобы избавиться от неопределенности своего положения, бывший политик Джон заводит романс мисс Купер. И тут его молодая очаровательнаябывшаяжена, выследив его до отеля, приезжаетсюдав качестве постояльца. Они развелись многолетназад— она была «фригидной» из-за несчастнойлюбви, пережитой в юности, он, наоборот, страстным. Ониз-за своей агрессивности оказалсяв тюрьме, затемсменил имя, стал журналистом. Короче, последлинных напыщенных речейи краснобайства, Джонбросает мисс Купер и возвращается клюбви всей своей жизни — той, которуюв прошломизбивал.

Я была рада, что не виделась с Роджером до начала спектакля. Он был в гримерной, накладывал грим. Не желая встречаться с ним, я уселась в первом ряду. В зале был сквозняк и пахло сырыми опилками.

— Привет! — В соседнее кресло опустилась Габриелла.

— Привет! — Я осмотрела ее, выискивая признаки подавленности.

— Полный порядок, Ан. — На стул рядом с ней шлепнулся Олли.

— Рада, что вы вместе, — сказала я. Они общались между собой несколько напряженно. Но Габриелла придралась к его воротнику, и мне показалось это хорошим знаком. Так собака критически осматривает любимый столб. Сравнение, прямо скажем, не очень.

— А где Пискун? — спросила я.

Они улыбнулись, на что я и рассчитывала. Таково было одно из прозвищ Джуда. Если я вспоминала о Джуде в его отсутствие, Габи и Олли просто таяли. Заодно скажу: когда предмет разговора присутствовал, прокусывая людям, пальцы до кости или стучась головой о бетонный пол (это развлечение стало у него модным в последний месяц), они улыбались не менее лучезарно. Я обрадовалась, что таким способом могу способствовать их сближению: в памяти родителей тут же возникает образ их первенца, его мягкость и пухлость, и они начинают дружно мурлыкать. Их взгляды можно было расшифровать так: «У нас получился чудный ребенок».

— С чудовищем сидит моя мама, — объяснила Габриелла.

Я тоже улыбалась. Я не хотела, чтобы они поняли, как я рада, что они здесь вместе. Не хотелось их смущать еще больше.

Я огляделась. На всякий случай. Он вряд ли придет. Но я была вознаграждена: увидела Мартину возле продавца билетов; она спорила с ним о чем-то, он отступал назад, как кролик от удава. Я вздохнула и прислонилась к спинке, прячась за Габи. Она с удивлением взглянула на меня:

— С тобой все в порядке, милая?

— Ну… ты в курсе.

— Только не говори мне, что соскучилась по Джейсону.

— Боже упаси, конечно, нет.

Габи схватила меня за руку:

— Я уже давно должна была тебе сказать… Но так замоталась… Я хотела тебе сказать, что знаю: ты водила Пискуна в парк. Я не сразу об этом узнала. Только после твоего последнего прихода. Меня осенило… что ты совсем… наоборот. Я так резко с тобой разговаривала. Я должна извиниться. — Она наклонилась ко мне. От ее волос пахло лугом, цветами и солнцем. — Ты молодец, Ханна, ты научилась делать правильный выбор. Значит, теперь твои дела наладятся. Ой, посмотри, кто там…

Проследив за ее взглядом, я увидела в дверях Джека.

Я стала искать глазами таинственную персону, анонсированную Джеком как «кое-кто». Странно, но изящных блондинок рядом с ним не оказалось. Следовательно, «кое-кто» — это был мистер Коутс, мой бывший учитель драмы. Я тут же устыдилась своих подозрений. Я не уверена в себе, как прыщавая школьница! Что это со мной? Хотя что я должна была думать? Ведь «обычно — «кое-кто» — это та девушка, которую мужчина собирается уложить в постель сегодня вечером. Такими двусмысленными выражениями надо пользоваться осторожно, а не бросаться ими, будто мячиком на пляже.

Все же интересно, почему Джек вообще решил сходить на этот спектакль? Неужели для того, чтобы сделать мне приятное? Хочется думать, его приход — к лучшему. Как только я его увидела, мое сердце забилось вдвое чаще. Может, Габи права и мои дела наладятся. Я вспомнила ее слова, сказанные тогда, на примерке свадебного платья, — о человеке, который может заставить сердце трепетать.

Джек мог легко вызвать трепет в моем сердце. И с той же легкостью мог в любой момент опустить меня с неба на землю. Любовь далеко не всегда приятное чувство. Уж я-то об этом знаю лучше многих. Я не была великодушна в любви, но именно сейчас поняла, что готова научиться быть такой. Внутренний голос подсказывал мне, что Джек — именно тот человек, который мне нужен.

Он стоял в проходе, высокий, уверенный в себе, осматривая зал в поисках свободного кресла. Или искал меня? Мистер Коутс держался рядом, вертя головой по сторонам. Похоже, он чувствовал себя неловко. Может быть, клиентам тоже не хочется думать о личной жизни своих агентов. Джек меня пока еще не замечал. Сначала я привскочила с места, стараясь обратить на себя его внимание. Но потом снова села, чтобы не показаться Джеку тушканчиком в дозоре. Улыбка просто приросла к моему лицу. Хотя я не понимала, зачем Джеку потребовалось разрешение привести «кое-кого» с собой, если этот «кое-кто» — просто клиент. Не хочу обидеть мистера Коутса, но, услышав слово «кое-кто», я рассчитывала увидеть лицо значительное.

Хотя, может, для Джека он — значительное лицо в мире шоу-бизнеса. Джек ведь говорил, что мистер Коутс сделал неплохую карьеру, занимаясь дубляжем фильмов. И еще, Джек сказал, он прекрасный характерный актер. Я раньше думала, что так в мире шоу- бизнеса называют некрасивых актеров. Но мистера Коутса нельзя было назвать некрасивым. Высокого роста, такого же, как Джек, с рыжеватыми поседевшими волосами и синими глазами. Он был чисто выбрит и слегка растрепан. Хотя мистер Коутс больше не преподавал, одет он был как школьный учитель: протертые на коленях брюки цвета хаки, коричневые замшевые туфли и шерстяной вязаный джемпер с витым орнаментом, уже обтрепанный на запястьях. Вдруг в моей памяти промелькнуло это лицо и почему-то ускользающий взгляд. Это было воспоминание из очень раннего детства, кажется, мне тогда было не больше пяти лет. Почему ускользающий? А что здесь странного? Ведь актеры обычно скромны. Им хочется уйти от своих личных проблем, и им это удается путем перевоплощения на сцене.