Впрочем, в данном случае этот аргумент числился среди последних. Моя не объявленная Исхантелю война была далека от завершения.

Только и позволив себе, что умыться и переодеться – костюм на мне был безвозвратно испорчен, – подвинув поближе стол, устроилась в кресле у окна.

Подключила комм к внешней сети, прошлась по новостным лентам. Гибель дочери губернатора являлась изюминкой на один день, но Вали, следуя моей схеме, подогревала интерес, выбрасывая коротенькие анонсы, информацию для которых я ей успела передать.

Отзывы, комментарии, споры…

Моя подруга знала, как направлять информационный поток в нужную ей сторону, используя тех самых должников, для которых знакомство с ней стало вечной кабалой.

Там – высказанное в интервью мнение, здесь – голография счастливого семейства и, отдельно, девочки в траурной рамке.

Там – рассказ о культах трех богинь самаринян, приобретших благодаря переселенцам с Земли весьма экзотические формы, здесь – сухая реплика специалиста о методиках подчинения, которые были признаны запрещенными в Союзе.

Не забыла и о положительном примере – скайлах. Ментальные способности этой расы были не менее значительными, но не несли вреда благодаря жесткому контролю, которому те обучались, и принципам, которые исповедовали.

Настрой пришел незаметно. Слова будущего репортажа рождались легко, как бывало всегда, когда они «созревали», проходили через душу.

О забытых корнях, нерешенных проблемах, о прошлом, которое для кого-то стало разделительной чертой. О людях, судьбах, о потерях и несбывшихся надеждах.

Рассказывая о происходящем на Зерхане, начала издалека, разыскивая причины в тех событиях, за которые ни один из нас больше не был ответственен, что не избавляло от обязанности не допустить их повторения.

Вряд ли Шторм не понимал, втягивая меня в эту историю, что я стану не только ее участником, но и бесстрастным свидетелем. Я намеревалась максимально воспользоваться предоставленной им возможностью. Не называя имен, но найдя для каждого место в череде репортажей.

Работа, как всегда, увлекла, заставив если и не забыть, так хотя бы забыться.

Слово за словом, строчка за строчкой. Точные факты, взвешенные оценки. С одной стороны… С другой… Придавая объем и сохраняя объективность. Не принимая ничью точку зрения, не обвиняя и не оправдывая. Холодный взгляд и отстраненность, как девиз того, что я делала.

– Щадить ты не умеешь.

Чуть хриплый голос Валанда, раздавшийся из-за спины, заставил вздрогнуть от неожиданности. Я точно помнила, как заблокировала дверь.

Усмехнулась я над собой мысленно. Память опять меня подвела. Все они умели казаться безобидными, когда это было необходимо для дела.

– Стучать тебя не учили? – раздраженно откликнулась я. Злилась уже не на ситуацию, просто терпеть не могла, когда меня сбивали с мысли.

Марк мой гнев проигнорировал. Казался чужим, холодным.

Освободив часть стола от разбросанных бумаг, положил рядом с планшетом два браслетных импульсника и запасные зарядные блоки к ним, запрещенный волновик и более мощный, чем у меня, военного образца парализатор.

– Это зачем? – почти равнодушно поинтересовалась я.

Его отстраненность меня не задела, просто вернула из той реальности в эту.

– Ты сама сказала, готовность – сутки, – отозвался он, избегая моего взгляда. Не самое лучшее ощущение. – Один испульсник и волновик передашь Горевски, остальное оставь себе. И еще…

На этот раз он мне зубы не заговаривал, просто наклонился и жестко зафиксировал руку в захвате. Вырываться я даже не подумала, знала, что бесполезно. Этот парень добивался своего любым способом.

Опять гордость?! Это и вправду была гордость. За него. Лишь Марку да Роверу удавалось усмирить меня, не прилагая особых усилий. Но Ровер был Ровером, этот же…

Думать о будущем не стоило, пережить бы настоящее.

Укол в запястье был болезненным, но когда Марк убрал небольшой инъектор, на коже не оказалось даже малейшего следа.

– Наш идентификатор, – пояснил он, не пропустив мой хмурый взгляд. – С этим точно не потеряешься.

Устраивать скандал, добиваться справедливости… Не просто бесполезно, бессмысленно. Я и не собиралась. Каждый из нас оставался при своем.

– Я – справлюсь. – Получилось тихо, но твердо.

Личное – личному, определенные рамки в наших отношениях нам не стоило переходить.

В ответ Марк укоризненно качнул головой, а потом вдруг неожиданно рассмеялся, одной улыбкой растопив возникшую отчужденность:

– Да я и не сомневаюсь! Еще неизвестно, кого придется спасать.

Бросилась я на Марка раньше, чем сообразила, что совершаю очередную глупость. Нашла с кем тягаться!

Первый удар в корпус он пропустил – похоже, позволил мне выпустить пар, второй перехватил. Развернул к себе, прижав так, что только корсет и уберег от сломанных ребер.

В своих ожиданиях я обманулась. Была уверена, что поцелуй получится страстным, наполненным теми словами, которые мы не имели права сейчас произнести. Вот только его губы коснулись моих нежно, скорее дразня, будя желание, чем опаляя огнем.

Не знаю, как долго это могло продолжаться – прикосновения, наполненные смыслом взгляды, прерывистое дыхание, в котором было обещание вернуться, но язвительная реплика, прозвучавшая от двери, прервала показавшееся мне вечностью мгновение.

– Я вам не помешал?

Ровер был, как всегда, спокоен. Но теперь, заметив, как до черноты потемнели его серые глаза, я поняла, о чем говорил Марк. Мой шеф был в бешенстве, которое едва контролировал.

Глубоко вздохнув – думать о причинах, доведших Ровера до такого состояния, мне не хотелось, отстранилась от Валанда. Тот отпустил, успев еще раз тронуть губами висок.

– А стучать вас не учили? – недовольно проворчала я, совсем некстати припомнив о противостоянии. И о том, что начала повторяться.

Что делать, лучше этой фразы мне в голову в этот момент ничего не пришло.

* * *

– Рано хоронишь! – резко обернувшись к Валанду, рыкнул Левицкий.

Марка это не убедило, движение рукой по ежику волос у Станислава получилось нервным.

Не отдавая себе в этом отчета, он боялся.

Впрочем, Марк мог и ошибаться. Их недавний разговор велся на повышенных тонах. Причина – Элизабет. С тем, что из них двоих она выбрала Валанда, Левицкий смирился, с тем, что тот позволял ей рисковать собой, – нет. А он и не позволял, лишь признал за ней это право.

Объяснить, что иначе быть не могло, у Марка не получилось. Доводов Станислав не слышал, предпочитая свою точку зрения всем иным. Шаевский предупреждал, что иногда с тем было очень трудно, и оказался прав.