— Вряд ли я смогу все забыть, — сказал Джек ей в спину.

Девушка сложила на груди руки.

— Что ты хочешь сказать этим, Джек? Что готов поступиться своей жизнью одинокого волка и поселиться со мной?

Джека бросило в жар от страха. Чем сильнее он любил ее, тем больше это пугало его. Вдруг однажды с Кэтрин что-нибудь случится? Вдруг в этом будет его вина?

— После гибели Эллен я поклялся, что никогда больше не полюблю, — мрачно вымолвил он. — Целых шесть лет одиночества я был верен клятве и еще не готов нарушить ее.

На мгновение лицо Кэтрин исказилось от боли, но потом, нежно улыбнувшись, она подошла к Джеку и коснулась его щеки.

— Ну вот видишь? По разным причинам мы хотим одного и того же. Нас объединяет лишь одна ночь — ночь смерти моего отца и годовщина смерти твоей Эллен. Мы с тобой были нужны друг другу и никогда не забудем этой ночи, но…

— …но ты ждешь, что я буду притворяться, что между нами ничего не было? — договорил за нее Джек. Взяв Кэтрин за руку, он поцеловал ее ладонь, а потом заглянул ей в глаза. — Буду честен с тобой, детка. Я не знаю… Если мы будем врозь — это одно. Но если мы будем вместе, то не думаю, что смогу скрывать то, что чувствую… или чего хочу.

Кэтрин выхватила у него руку. Когда она заговорила, ее голос звучал тихо и нежно, но в нем появились холодные металлические нотки.

— Стало быть, ты не поедешь со мной, — заявила она.

— Ты имеешь в виду Гавайи? — переспросил Джек.

Она кивнула.

— Прекрасно, Кэтрин! — вскричал он. Подойдя к обеденному столу, он плюхнулся на стул и осуждающе посмотрел на нее. — А ты, конечно же, все равно полетишь туда?

Кэтрин вздернула подбородок.

— Ты же знаешь, что полечу.

— Но меня ты с собой не приглашаешь, если только я не пообещаю держаться от тебя подальше? Я правильно понял?

— Мы должны оставаться просто друзьями.

Джек усмехнулся.

— Да уж, верно говорят, что жизнь справедлива. Бог весть сколько раз я сам предлагал остаться друзьями.

Кэтрин ничего не сказала на это, а Джек с удовольствием смотрел на нее. Босая, с всклокоченными волосами, она была необыкновенно хороша, во всяком случае, Джек еще не встречал существа милее.

— Так и быть, я постараюсь, — наконец вымолвил он. — Это все, что я могу обещать. Но одно я скажу тебе прямо сейчас, Кэтрин. Без меня ты на Гавайи не полетишь.

— Ты это серьезно? — улыбнулась она.

— Серьезно, — мрачно подтвердил Кейзи.

Кэтрин с невинным видом развела руками.

— Ну что ж… Тебе нравятся яйца?

Джек тут же похвастался ей, что сам умеет мастерски готовить омлеты. Отведав ее стряпни с тостами и допив бутылку вина, которую они откупорили в пятницу вечером, он заметно воспрянул духом. Пока Кэтрин вытирала посуду, он подошел к ней сзади и обнял ее за талию.

— До отъезда у меня еще семь часов, — прошептал он ей на ухо. — Какие будут предложения?

— Джек! — укоризненно воскликнула Кэтрин.

— Ну ладно-ладно, я шучу, — пробормотал он, отступая назад.

Потом они включили телевизор и устроились на диване. К половине десятого Кэтрин крепко уснула, положив голову ему на колени.

Джек тоже подремал немного, но в основном он рассматривал ее… и это вызвало у него новые тревоги. В глубине души он чувствовал, что поездка на Гавайи опасна, и особой опасности там подвергнется Кэтрин. Он едва не лишился жизни на этом просоленном вулканическом острове, но теперь он возвращается туда, и шестое чувство подсказывало ему, что ситуация там на сей раз еще хуже, чем прежде.

Из-за опоздания самолета и задержки в Атланте Джек прилетел в Чикаго лишь во второй половине дня. Было уже почти шесть часов, когда такси привезло его на кладбище.

Подняв воротник, чтобы защититься от ледяного дождя, он быстро пошел по асфальтированной дорожке к могилам. Шесть «американских красавиц» на длинных стеблях стояли в вазе — алые мазки на фоне изумрудной подстриженной травки и серого могильного камня. Джек подивился контрастам: красные розы — желтые розы… Холод и дождь, солнце и тепло… Эллен… Кэтрин…

Он посмотрел на имя, выбитое на могильном камне. Эллен Кейзи… Обычно даже при виде этого имени он чувствовал себя ужасно, однако на сей раз что-то изменилось. Да, часть его сердца была похоронена здесь, с Эллен, но другая его часть стремилась к такому далекому солнцу.

Господи, как же далеко был Чарлстон! Думая об этом городе, Джек вспоминал цветы, теплый океанский ветерок и колокольный перезвон.

Джек улыбнулся. Но тут налетел пронизывающий чикагский ветер и вернул его к реальности.

Потому что реальность — промозглый дождливый день и любимый человек, спящий вечным сном у его ног… — была здесь.

Джек закрыл глаза. Целых шесть лет молил он о прощении — Эллен, Бога, всю Вселенную. Однако сегодня его молитва стала другой. Он от всей души умолял Создателя невредимой провести Кэтрин сквозь бурю, приближение которой чувствовал всем своим существом.

Праздновали Четвертое июля. День клонился к вечеру. Арену, на которой проходило родео, освещал яркий свет; земля была усыпана множеством цветов из венков, украшавших шеи лошадей и всадников. Ники, Остин и Мэлия направились в палатку для наездников, и вокруг них в воздухе носились целые облака цветочных лепестков.

Молодой ковбой по имени Лик, несколько лет проработавший на ранчо Палмеров, продемонстрировал поразительное умение ездить верхом и получил второе место в этом почетном состязании. Однако ему было далеко до самого лучшего наездника и чемпиона. Потому что, как обычно, первое место занял Кимо. И заслуженно.

Ники, Остин и Мэлия вошли в огромную палатку, полную лошадей, наездников и зрителей. Впереди всех рядом со своими родителями стоял Лик, на его лице играла счастливая улыбка. Поздравив его, Ники отошла в сторону и как бы ненароком покосилась туда, где Кимо — все еще верхом на своем скакуне — позировал фотографам и принимал поздравления зрителей.

Поверх джинсов на нем было надето нечто вроде кожаного фартука с разрезом впереди, чтобы его половинки прикрывали обе ноги, голубая рубашка с вышитым на ней ярмом и — как у остальных наездников — яркая лента, обвитая цветами, на шляпе. Ники видела, как Кимо снял эту шляпу и, свесившись вниз, надел ее на голову какого-то местного мальчугана.

Глядя на Кимо, Ники почувствовала, как приятное тепло разливается по ее телу. Его длинные волосы сверкали в свете фонарей, освещавших палатку. Кимо казался выше, его плечи — шире, а ноги — длиннее… И внезапно, глядя на то, как красиво он сидит в седле, Ники заморгала. Неужели он всегда был так сексуален?

Только теперь Ники догадалась, отчего это вдруг при виде Кимо ей стало так тепло и приятно, — ее отношение к нему изменилось.