что вызвало насмешки магистра Петра, противопоставившего Михаилу III Юстиниана, воздвигшего Святую Софию (неосторожный на язык сановник был после этого избит по приказу императора); говорится об убиении по воле царя кесаря Варды и о словах обличения, сказанных неким монахом (Михаил велел убить монаха мечом, но люди отстояли черноризца); рассказывается, как царь упивался вином накануне гибели[570].

Насильственная смерть Михаила III, убитого заговорщиками, затрудняла ассоциации между ним и Михаилом из «Откровения Мефодия Патарского», который не был убит, а вручил свою державу самому Господу. К тому же имя Михаила встречается далеко не во всех списках и версиях переводного текста «Откровения…»[571]. 852 год избран летописцами как начальная точка отсчета исторического времени, так как в этот год Русь якобы становится известна миру, «открывает себя», приходя в столицу Империи — Константинополь. Дополнительное объяснение, связывающее появление этой даты с эсхатологическими мотивами, является избыточным.

Что касается Святополка-Михаила, то он вступил на киевский престол уже через год после того, как минул 6660 год от сотворения мира, или 1092-й от Рождества Христова[572] — год, по мнению А. А. Гиппиуса, «опасный», рубежный и потому эсхатологически окрашенный в восприятии древнерусских книжников[573].

И Михаил III, и Святополк-Михаил в сознании Нестора могли и даже должны были ассоциироваться с князем или царем «последних времен». Несомненно, книжник напряженно вглядывался во все события, способные быть приметами близости второго пришествия Христа: христианское сознание эсхатологично по своей природе, смысл истории для христианина — в ее конечности, в ее завершении и наступлении Царства Божия, которого удостоятся немногие. Но это не значит, что конец света для автора «Повести временных лет» был близкой, актуальной перспективой. До него, по господствовавшим представлениям, оставалось еще много лет: конечная точка, 7000 (1492) год, была еще неразличима во тьме грядущего[574].

Что же касается смысла заглавия «Повести временных лет», то «временные», скорее всего, означают «расположенные в хронологическом порядке», а «лета» здесь не сами годы, а годовые статьи.

Автор Начального свода в заглавии подчеркнул две для него важные вещи. Первая: это избранность Руси как христианской державы: «како избра Богъ страну нашу послѣднѣе время». («Последнее время» здесь — это скорее не преддверие конца света, а христианская эпоха.) Вторая: происхождение Киева и имени города: «и о поставлении Киева, како во имя назвася Кыевъ». (Упоминание о первенстве, более раннем происхождении «Новгородской волости» — видимо, вставка какого-то патриотически настроенного новгородского переписчика.) В основе свода — концепция религиозная в узком смысле слова и концепция узкая в географическом смысле, локальная: летописца интересует судьба Киева, ему не чуждо сознание единства Русской земли: «страна наша» — это, несомненно, не только Киевская земля, но понятия Русская земля в его лексиконе нет.

Иное у Нестора. Заглавие его труда свидетельствует: предмет повествования — вся Русская земля. «Откуда пошла Русская земля» — это о происхождении Руси и ее названия. «Кто в Киеве стал первым княжить» — это о происхождении власти в Киеве, центре Руси. «Как возникла Русская земля» — о становлении Руси[575]. В отличие от составителя Начального свода Нестор в заглавии делает акцент на становлении государственности Руси, а не на ее христианизации[576]. Один из исследователей определил концепцию Несторова труда как идею «единства в пространстве и сфере власти»[577].

С происхождением русичей — восточных славян было неясно главное: они не упоминались в Библии. Между тем для древнерусских книжников историей являлось прежде всего то, что было описано в Библии или так или иначе было связано с событиями прошлого, о которых повествовало Священное Писание. Если, согласно Писанию, все люди, все народы происходили от трех сыновей праведного Ноя, который вместе с семьей пережил Всемирный потоп, значит, требовалось определить, от кого из них происходят русичи. Те, кто составил первую библейскую книгу — Книгу Бытия и входящий в нее перечень народов (так называемую Таблицу народов в главе 10, стихи 1–32), ни о какой Руси и ее обитателях знать не знали и ведать не ведали. Библейская книга была написана задолго до начала нашей эры, когда восточные славяне еще не существовали как отдельная этническая группа. К тому же на Ближнем Востоке, где был создан этот текст, о далекой Европе ничего не знали. И древние евреи не интересовались отдаленными землями, с обитателями которых никак не соприкасались. В Таблице перечислены 70 народов, якобы ведущих свое происхождение от трех сыновей праотца Ноя — Сима, Хама и Иафета. Народы севера и запада здесь отнесены к потомкам Иафета. И летописец нашел место для восточных славян среди потомства Иафета. Так история Руси оказалась соединена со Священной историей, о которой сообщалось в Библии.

Составитель «Повести временных лет» мог здесь опираться на переведенную с греческого Хронику Георгия Амартола (Георгия Грешного). Эта хроника много раз цитируется в «Повести». У Амартола среди народов колена Иафетова названы жители Таврии (Крыма, Северного Причерноморья) и скифы. Византийские авторы на античный манер называли жителей Древней Руси тавроскифами. Но главным источником для древнерусского книжника, как обнаружили ученые, была какая-то другая, несохранившаяся хроника, содержавшая перевод еврейского исторического сочинения Х века под названием «Иосиппон». В «Иосиппоне» среди потомства Иафета упомянут народ «Руси», живущий «на реке Кива», и народ с этим же именем назван среди обитателей севера рядом с англами. Кива — это, конечно же, Днепр, названный по имени стоящего на его берегу города Киева[578].

Сказание о сыновьях Ноя и разделении ими земли было в раннем летописании, составитель Начального свода его опустил, а Нестор восстановил. Ведь в нем говорилось об установленной заповеди не вторгаться во владения друг друга, не посягать на земли братьев. Ноевы сыновья Сим, Хам и Иафет, прародители народов востока, юга и севера, жили в мире. Мирно, согласно «Повести временных лет», жили и первые князья в племени полян — «главном», обитавшем в Киеве и окрестностях, — Кий, Щек и Хорив. Без вражды княжила на севере Руси другая триада — скандинавы братья Рюрик, Трувор и Синеус. Беды, показывает летописец, начинаются, когда князья-братья начинают крамольничать. Трагически заканчивается распря между тремя сыновьями воителя Святослава Ярополком, Олегом и Владимиром: двое старших братьев гибнут в междоусобице. Грех совершают двое младших братьев из триумвирата Ярославичей, Святослав и Всеволод, в 1073 году изгнавшие из Киева старшего брата Изяслава, Несторова любимца, и тем нарушившие завещание, данное перед смертью отцом[579]. «Эхо» истории о разделении земли между сыновьями Ноя обнаруживается даже в сообщении о Любечском съезде в статье 6605 (1097) года: принцип «кождо