Сделай больно.

— Нет, — хриплю я, только ухудшая ситуацию. Я смотрю на ее мокрые волосы, покачивающиеся взад-вперед от ее движений.

Ее давление превращается в избиение, ее крошечные кулачки ничего не делают со мной, когда она бьет меня в грудь, заставляя меня двигаться. Ей удается только утомить себя и заставить меня жаждать большего. Это мелочь по сравнению с тем, что мне нужно. Предварительный просмотр того, что нужно, чтобы утолить голод.

— Это все, что у тебя есть? Ты действительно весь лаешь и ни хрена не кусаешься, не так ли? — я подгоняю ее. — Давай, ударь меня.

Я говорю именно то, что сказал бы на месте Алистера, подталкивая ее к собственной ярости, нанося более сильные удары. Они начинают генерировать больше силы, и она падает ниже, несколько раз ударяя меня в мягкую плоть моего живота, перехватывая дыхание из моих легких. Нет ничего, с чем бы я не справился. Этого недостаточно, чтобы заставить меня двигаться.

— Ударь меня! — я кричу ей в лицо, полный ядовитого безумия и сдерживаемых эмоций, с которыми я так и не справился. Вещи, которые я похоронил глубоко, глубоко, когда мы расстались. Их всех выкапывают, и мне хочется сделать то, о чем я не перестаю думать с тех пор, как она вернулась.

Погубить ее.

Сломать ее.

Заставить ее задаться вопросом, кто она такая, как она сделала это со мной.

— Черт возьми, ударь меня!

Плотина прорывается. Это спичка в пороховой бочке. Последняя капля для нее.

Она наносит один сильный удар мне в челюсть, при этом зацепив мою губу. Моя голова с силой отклоняется вправо, и я сразу же чувствую, как кровь приливает ко рту. Острый металлический привкус обволакивает мои вкусовые рецепторы, а от кусочка разреза у меня болят губы.

Я откидываю голову назад, впиваюсь в ее глаза и вижу, как они широко распахнуты и полны слез, когда ее руки закрывают рот. Она потрясена тем, что была способна на что-то подобное, что ее довели до такого состояния.

Каждый способен на что-то подлое. Все дело в правильном времени, правильной мотивации и эмоциях.

— Что с тобой не так, — бормочет она. — Почему ты позволил мне это сделать?

Я не ожидаю, что этот вопрос вызовет у меня реакцию.

Я не ожидаю, что он перережет мне горло, как лезвие бритвы, и сожжет все в моей душе, не оставив ничего, кроме нефильтрованной честности.

Со мной много чего не так.

Но прямо сейчас есть только одна вещь, которая меня действительно бесит.

Мои пальцы хватают ее за затылок, захватывают прядь волос и притягивают ее лицо к моему. Наши носы резко сталкиваются, так близко, что у меня нет другого выбора, кроме как почувствовать ее запах, вдохнуть ее впервые за несколько месяцев.

— Ты, — откусываю я, ненавидя вкус этой правды на языке. — Ты — это то, что со мной не так. Ты вернулась сюда. Ты гуляешь по кампусу, появляешься на скале. Ты, черт возьми, существуешь.

Мое дыхание обволакивает ее лицо, заставляя ее задыхаться. Заряд трения щелкает между нашими ртами.

— Ты не должна этого делать. С тобой покончено, — говорю я ей. — Хочешь погрустить? Хочешь оплакать свою сестру? Ты делаешь это, но ты не можешь сеять хаос среди остальных, Сэйдж. Ты не можешь причинить вред Сайласу или кому-то еще, потому что ты зла и ранена. Мы тоже потеряли ее. Мы все потеряли ее.

Я не оставляю ей ни времени, ни места, чтобы ответить мне. Я хочу, чтобы она смирилась с этим, чтобы почувствовать это, чтобы в следующий раз, когда она будет скучать по Роуз, она не выместит это на людях, которые этого не заслуживают.

Потому что она лучше этого.

Я знаю, каково это быть объектом чьего-то горя и скорби. Я знаю, каково это быть козлом отпущения, быть боксерской грушей для того, кто потерял часть себя.

Я отказываюсь позволить ей превратиться в моего отца, потому что она лучше.

Она падает на сиденье, когда я отпускаю ее, высвобождаясь из ее пространства. Я смотрю на толстовку Сайласа у нее на коленях, ее руки нервно теребят ее.

— И ты, блядь, это не наденешь, — добавляю я лишь для того, чтобы помочь своей иррациональной ревности, выхватывая материал из ее рук и захлопывая дверь.

Я зол, мне холодно, и я хочу убраться отсюда к черту. Мне нужно уйти от нее, от того сумасшедшего дерьма, которое она заставляет меня хотеть делать, и от того, что она заставляет меня чувствовать. Глубоко вдохнув воздух, я грубо чешу затылок.

Я знаю, что мне нужно. Мне нужно выпустить немного агрессии. Я хотел поспарринговать с Алистером. Прокатиться. Порезаться Тэтчер. Все, что заставит ее уйти, даже если это всего на секунду.

Браяр и Лира прощаются, отправляясь вместе с Сэйдж обратно в общежитие и оставляя нас здесь, чтобы разобраться во всем, что только что произошло.

— Что, черт возьми, это было, Ван Дорен? — обвиняет Алистер, когда я завожу мотоцикл, позволяя двигателю прогреться в такую холодную погоду.

— Это я защищал Сайласа, что еще могло быть? — я огрызаюсь в ответ, слишком раздражительный, чтобы добавить его отношение к списку вещей, с которыми мне приходится иметь дело.

— Мне не нужно, чтобы ты защищал меня.

— Ага? Так же, как я тебе не нужен, чтобы убедиться, что ты принимаешь лекарства? Или ты не против называть кого-то именем своей покойной девушки? — мои глаза прикованы к Сайласу, когда я отбрасываю назад его толстовку.

Разве он не понимает, что все, что я делал после смерти Роуз, это защищал его? Наблюдал за ним? Тратил каждую секунду бодрствования на то, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, что он жив?

— Все успокойтесь, — вмешивается Тэтчер. — Это была длинная ночь, и всем просто нужно расслабиться, хорошо?

Он прав. Как всегда. Единственный голос разума, когда наши нравы начинают вспыхивать.

Но невозможно контролировать себя, когда дело касается ее. Каждое мое чувство, каждая эмоция обостряются, когда она рядом, когда ее упоминают. Сколько бы раз я ни пытался вырвать ее из своего организма, она просто находит способ уползти обратно, превращая меня в кого-то, кого я не узнаю, в кого-то, кто злится на своих друзей, потому что они смотрят на нее определенным образом или угрожают ей.

Это должно было стать для меня игрой,