Вот отрывок из его письма от 7 февраля 1910 г. начальнику саратовского губернского жандармского управления: «…отобранные по обыску у мещанина Николая Сергеевича Кузнецова записи зашифрованы 4, 15, 25, 29 и 35–й страницами какой–то неизвестной книги и разбору не поддаются по недостаточности материала. Прошу Ваше Высокоблагородие уведомить в самое непродолжительное время, не было ли обнаружено по обыску у названного Кузнецова, кроме означенных записей, какого–либо издания или легальной книги с пометками на отдельных страницах или загрязненной более других какой–либо страницей от частого, сравнительно с другими, употребления и, кроме того, не встретилось ли одно и то же издание у прочих лиц, принадлежащих к одной с Кузнецовым организации, т.к. подобное явление в большинстве случаев указывает, что таковое издание служит ключом для шифрованных сношений»[185].

В 1903 г. в ДП разработкой поступающих химических, как их тогда называли, и шифрованных документов занимались четыре человека. Один из них — Владимиров — занимался разбором и переводом химических писем, прокламаций и т.п., написанных на еврейском языке. В. Н. Зверев, ротмистр Мец и И. А. Зыбин вели входящий и исходящий журналы документов, доставляемых цензурой, пополняли алфавит лиц и адресов, упоминавшихся в переписке, проявляли и воспроизводили документы, подлежащие отправке по назначению, вели переписку с цензурой. «…В первую очередь разбирались химические письма «Бунда», «Искры» и др. организаций, содержащие в себе адреса и явки, а затем уже документы, отбираемые при обысках и арестах»[186]. Ежегодно И. А. Зыбину выдавали 150 рублей «из секретных сумм» в возмещение расходов по постоянным поездкам в цензуру, так как письменных сношений с цензурой ДП избегал[187]. Прекрасно работал ученик и помощник Зыбина В. Н. Жабчинский, который в свое время окончил Петербургский университет. В одной из докладных Зыбин сообщает, что Жабчинский может разбирать шифры на любом языке[188].

В отделении Зыбина для проявления писем революционеров, написанных «химией», подбирали специальные вещества. Вот некоторые рецепты, приведенные в одной из докладных:

«1. Растворить азотнокислое серебро при подкуривании аммиаком и при освещении вольтовой дуги.

2. Раствором эскулина (флюорисцирующих мест не заметно при освещении вольтовой дуги).

3. 5% раствором ализариновых чернил (контроль — бумага с надписями чистой водой).

4. Раствором желтой кровяной соли (0,5%).

5. Раствором сернистого аммония (1%).

6. Раствором аммиака (1%).

7. Раствором красной кровяной соли с бромистым калием (1%).

Ввиду проб (1, 2, 3) пробы йодом, нагреванием и полуторахлористым железом как менее чувствительные и бесполезные применены не были»[189].

Страница рабочей тетради И. А. Зыбина

В ДП строго охраняли секреты, связанные с криптографией, фамилии сотрудников отделения И. А. Зыбина не разглашались. Так, например, в 1908 г. из уфимского окружного суда тогдашнему начальнику Особого отдела ДП Е. К. Климовичу были направлены шифрованная записка и ключ к шифру. В сопроводительном письме, подписанном судебным следователем, излагалась просьба расшифровать письмо, сообщить, какая подпольная организация пользуется таким шифром, и дать возможность допросить в качестве эксперта сотрудника ДП, который будет проводить эту работу. Через неделю в Уфу был направлен ответ. В нем сообщалось содержание записки, которую удалось расшифровать, давалась краткая характеристика шифра (достаточно распространенного). Однако ДП был категорически против допроса специалиста–криптографа.

Аналогичный случай был в 1915 г. На этот раз допросить криптографа пожелал судебный следователь из Витебского уезда. По приказу директора ДП Брюн–де–Сент Ипполита было направлено письмо самому прокурору Петроградской судебной палаты с просьбой одернуть провинциального следователя. В письме указывалось, что «…разоблачение произведшего дешифровку лица является для Департамента полиции по особым соображениям весьма неудобным»[190].

Отделение Зыбина проводило и экспертизу почерков. Так, например, в сентябре 1910 г. «старший помощник делопроизводителя, коллежский советник Зыбин и чиновник для письма ДП коллежский регистратор Жабчинский рассматривали фотоснимки воззвания под заголовком «РСДРП», начинавшееся словами: «Товарищи! Тяжелое и безотрадное время…» и подписанное: «Орловская группа РСДРП», а также протокол допроса ротмистром Шульцем крестьянина Ивана Федоровича Курбатова». Был проведен подробный анализ почерка воззвания и почерка Курбатова и дано очень осторожное заключение «о схожести букв». Подобных свидетельств нами найдено в архивах несколько.

В своей работе Зыбин и его помощники отнюдь не были «слепыми» исполнителями руководящих указаний начальства. Они постоянно стремились совершенствовать дешифровальную службу ДП, неоднократно писали докладные записки о состоянии ее работы, выходили с предложениями.

Уже в своей докладной записке от 22 мая 1903 г. директору ДП Белецкому И. А. Зыбин писал, что разрабатывать шифрованные документы с каждым годом становится все труднее и труднее по ряду причин. Во–первых, как он мог наблюдать, за последние два года, то есть с 1901 по 1903 г., их количество стало «огромным», во–вторых, сравнительно легкие приемы шифрования текста, где ключом служит какое–нибудь слово или стихотворение, постепенно оставляются и «более опытные революционные деятели (группа «Искра» и др.) пользуются для переписки в настоящее время или двойными ключами, или страницами малоизвестных книг и брошюр, избирая для каждого отдельного корреспондента отдельную книгу и избегая повторения страниц, что крайне усложняет работу»[191]. Чтобы сделать свои поиски ключей более успешными, криптографы ДП стремились получить несколько писем из одного пункта.

Условия работы дешифровальщиков также не способствовали успеху. Из–за тесноты помещений и крайней скученности в них служащих химические тексты приходилось проявлять непосредственно в кабинете заведующего Особым отделом ДП, а наиболее кропотливую работу с ними вообще проводить на дому. Дома же сотрудники разбирали и все шифрованные письма.

Еще в 1901 г. Зыбин направил докладную начальнику Особого отдела ДП Л. А. Ратаеву, в которой указывал на то, что резко начал возрастать поток шифрованных писем, получаемых при обысках и арестах. Вместе с тем, все эти письма, как правило, для дешифрования направлялись в ДП, так как в среде чинов жандармского корпуса своих специалистов по шифрам не было. Основы дешифрования преподавались только в Академии Генерального штаба. Что касается жандармских офицеров, для которых такие знания были также необходимы, то они их не получали В связи с этим Зыбин предлагал свои услуги для занятий с офицерами штаба Отдельного корпуса жандармов с целью ознакомить их с техникой разбора наиболее употребительных в революционном подполье шифров. Он считал, что для получения ими необходимых знаний достаточно посвящать этому два часа в неделю. Вместе с ними могли бы заниматься офицеры наиболее важных жандармских управлений и охранки. «И в скором времени можно было бы достигнуть того, чтобы в каждом из наиболее важных жандармских управлений, а также в охранных отделениях имелись офицеры, «знакомые» с приемами дешифрования», — писал Зыбин[192].