Роман Андреевич посмотрел на Женьку так, точно онаокончательно свихнулась. Если честно, я в этом почти не сомневалась, да и засвое здоровье всерьез беспокоилась, перестав соображать, где заканчиваются нашифантазии и начинается суровая правда жизни. Мы проехали метров триста исвернули в переулок, пристроившись возле чужого забора. Нужная нам часть улицыхорошо просматривалась отсюда, так что, если Ярцев воспользуется центральнымвходом, мы его не провороним. Но в длиннющем козыревском заборе могла быть ещекалитка, и даже не одна, хотя, если Ярцев вошел через центральную, чего бы емучерез нее и не выйти? Не успела я об этом подумать, как эта самая калиткараспахнулась. Роман Андреевич завел мотор, а Женька хмуро сказала:

— А этому чего здесь нужно?

Я вытянула шею и смогла увидеть художника Валахова, ондвигал по направлению к троллейбусной остановке, зажав под мышкой пакет.

— Кто это? — спросил Роман Андреевич, поворотомключа прекращая работу двигателя.

— Один псих и по совместительству художник. Понять немогу, что он здесь делает? Точнее, как его могли сюда впустить?

— Козырев купил его картину, — напомнила я. —«Обнаженную».

— О, черт, не говори о ней. Жуткая гадость.

— А Козырев так не считает. Валахов на радостях, должнобыть, решил продать ему что-нибудь еще, вот и притащился. Николай Петрович впрошлую встречу нам на уши лапшу вешал: на самом деле в нелюбимом доме онпоявляется довольно часто. Как считаешь?

— Так же. Врал, гад, от первого слова до последнего.Жену укокошил… странно, что мы до сих пор живы. Тьфу-тьфу, — торопливосплюнула через плечо Женька и стала шарить глазами в поисках чего-нибудьдеревянного.

— Постучи по своей голове, — посоветовала я,здорово разозлившись: Женькин язык нас точно до добра не доведет.

Однако распри пришлось срочно прекратить, потому чтопоказался Ярцев, в доме он пробыл не более двадцати минут и сейчас сильноспешил. Вышел к остановке, взмахнул рукой и сел в остановившуюся зеленую«копейку». Само собой, мы пристроились сзади. Через пятнадцать минут «копейка»въехала во двор новенького дома так называемой индивидуальной застройки: внизугаражи, квартиры в двух уровнях плюс мансарда. Пластиковые окна, Двери изнастоящего дуба, у каждой квартиры отдельный вход с улицы. О таких домах я,конечно, слышала, но бывать в них не посчастливилось, а менту Ярцеву здесьвообще делать нечего. Хотя после его гостевания у Козырева особенно удивлятьсяне приходилось.

Он отпустил машину и зашагал к третьей справа двери. Досталключи, по-хозяйски открыл дверь и вошел.

— Неужто он здесь квартиру отхватил? —забеспокоилась Женька. — Это ж сумасшедшие деньги, откуда они у мента,даже если он насквозь продажный?

— Это квартира Аверина, — хмыкнул Роман Андреевич.

— Откуда ты знаешь? — начала Женька, но осекласьпод его укоризненным взглядом.

— А зачем туда поперся Ярцев? — не смоглаудержаться подружка от очередного вопроса.

— А это мы сейчас узнаем, — порадовал РоманАндреевич и кивнул мне: — Анфиса, садись за руль.

Я пересела, а Роман Андреевич направился к кустам сирени,густо произраставшей на противоположной стороне улицы.

— Как думаешь, зачем он там? — почему-то шепотомспросила Женька.

— Тебе сказали: сейчас узнаем.

— А как мы узнаем? — насторожилась подружка.

— Это надо у Ромашки спрашивать, он теперь главный.

— Анфиса, он ведь его не того? Ведь Ярцев мент, хоть ипродажный. За мента поди много дают.

— Чего? — не сразу поняла я.

— Годов, — разозлилась она. — Тюремногозаключения.

— Отстань с глупостями, зачем Ромашке тюремноезаключение, если он, считай, подполковник. Роман Андреевич лучше знает, какобходиться с продажными ментами.

— А вдруг Ярцев не продажный? Вдруг навещал по работеКозырева? Допрашивал, к примеру. А к Аверину на квартиру приехал с целью сбораинформации для следствия.

— Нет никакого следствия, — возразила я. —Аверин погиб в автокатастрофе. Сколько денег Козырев отвалил, мне неизвестно,должно быть много, но менты сошлись на том, что его смерть — несчастный случай.А на допрос к подозреваемому не ходят, его вызывают к себе.

— Ага, вызовешь к себе Козырева… — Тут Женьке пришлосьзаткнуться, потому что появился Ярцев. — Среди бела дня по чужим квартирамшарит, — вновь перешла на шепот подружка, оправившись от его неожиданногопоявления. — Совсем совесть потерял.

Спокойно и уверенно Ярцев двигался в нашу сторону. Из кустовпоказался Роман Андреевич, в три шага поравнялся с ментом, по-дружески егообнял и повел к машине. Обалдев от увиденного, мы не сразу сообразили, что ногимента не касаются асфальта, а сам он как бы парит в воздухе, закатив глазки ичуть приоткрыв рот. Ромашка сунул его на заднее сиденье, устроился рядом,продолжая по-дружески обнимать бесчувственное тело, и сказал мне:

— Поезжай прямо. Здесь неподалеку имеется долгострой,он нам очень подойдет.

Долгострой в самом деле имел место: окруженный шаткимзабором пятиэтажный дом. Рамы вставлены, но стекла уже выбиты, подъездную дверьсорвали с петель, на одной из лоджий выросла березка, худенькая и трогательная.Вместо ворот в заборе была дыра, в нее мы и въехали. Я остановилась возле подъездаи вопросительно посмотрела на Ромашку. К этому моменту он сковал руки Ярцеванаручниками, а на голову ему нахлобучил вязаную шапку, натянув ее до самогоподбородка. Теперь, если Ярцев и откроет глазки, вряд ли чего увидит. Ромашкасделал нам знак рта не открывать и приказал отрывисто:

— Ждите возле Главного почтамта. — Вышел, выволоксвою жертву и, закинув Ярцева на плечо, скрылся в доме.

Я торопливо покинула данное место и через пять минуттормозила возле здания Главпочтамта, точно выполнив приказ.

— Анфиса, — жалобно сказала Женька. — УРомашки пистолет, своими глазами видела…

— Ему положено, — отмахнулась я.

— Белым днем с пистолетом расхаживать?

— Уже смеркается, — поправила я.

— Но ведь он его не укокошит?

— О себе думай. Роман Андреевич знает, что делает, амне вся эта история до смерти надоела, я хочу в отпуск, а еще хочу житьспокойно. Поняла? И не тревожь меня больше глупыми разговорами.