«Проще простого!» — подумал Свейн. Он нагреб сколько-то золота себе в мешок, а потом подкрался к трону, держа наготове меч. Но в этот самый миг наверху, над землей, зимнее солнце опустилось за гору. И троввский король открыл свои багровые глазищи.

Увидев Свейна, крадущегося к нему с мечом в руке, он издал рев, от которого пробудились прочие троввы, и все они ринулись на Свейна, собираясь растерзать его в клочки. Однако Свейн увернулся и бросился в подземный ход, который приметил в скале рядом с троном. Он мчался во весь дух, но троввский король не отставал. Он несся за ним по пятам, размахивая длиннющими лапами и завывая во всю глотку. А следом неслись все остальные троввы, выкрикивая имя Свейна.

Свейн все бежал и бежал, освещая себе путь головней. Через каждые несколько шагов ему попадались развилки, и приходилось выбирать, куда свернуть. Иногда ход вел наверх, а иногда и вниз, и вот наконец Свейн совсем заблудился. «Делать нечего, — подумал он, — придется остановиться и как можно дороже продать свою жизнь!» Однако тут из узкого прохода, ведущего наверх, потянуло чем-то вкусным и очень знакомым.

— Ба, — воскликнул Свейн, — да ведь это же варится мой ужин! Этот запах я где угодно узнаю!

И он устремился вперед, а троввский король все мчался за ним по пятам.

Свейн бежал по извилистым ходам на запах похлебки, пока не увидел впереди слабый вечерний свет. Он пробил землю мечом, выпрыгнул наружу — и очутился на нижнем поле, у самого Дома! Однако Свейн не стал тратить время на то, чтобы радоваться впустую: он обернулся к дыре. Из нее высунулась башка троввского короля. Свейн взмахнул мечом, и башка покатилась по траве. Свейн подобрал ее — она все еще клацала зубами — и пошел домой. Войдя в чертог, он бросил ее на стол.

— Вот тебе подарочек! — сказал он жене. — И вот тебе еще немного сокровищ. Ты сегодня спасла мою шкуру!

Таков был последний визит Свейна в чертог троввского короля.

После смерти троввского короля, по мере того как Свейн взрослел, он все реже покидал свой чертог. Правда, он совершил еще несколько набегов на земли Рюрика и Кетиля, однако, несмотря на ожесточенные битвы, решающих побед ему одерживать не удавалось. Неизвестно, по этой ли причине, а может, оттого, что надвигающаяся старость омрачала его думы, но с годами нрав у Свейна сделался еще более жестоким, и решения, принятые им в чертоге, зачастую бывали непредсказуемы. Нередко, восходя на Сиденье Закона, он брал с собой меч, и многие из приговоренных не доживали до виселицы.

Некоторые считают, что Свейна начала раздражать спокойная жизнь в Доме и ему захотелось совершить еще какой-нибудь великий подвиг. И вот наконец однажды летом он разослал гонцов к остальным героям, прося о перемирии и предлагая собраться на совет, чтобы навсегда покончить с троввами.

В окнах чертога Свейна чернела тьма. Снаружи ветер гремел ставнями. Жаровни, развешанные вдоль стен, почти прогорели, и свет очага метался по плитам пола, как живая многорукая тварь.

Ауд и Халли, съежившись, сидели у огня. Оба молчали.

Халли налил себе неразбавленного вина и жадно его прихлебывая. После каждого глотка он искоса поглядывал на Ауд, на ее бледное лицо и спутанные волосы. Ее куртка была изодрана на груди, ткань прорезана почти насквозь. На руке у нее белела свежая повязка, опухшая лодыжка была туго перебинтована. Девочка глядела куда-то вдаль пустыми, невидящими глазами, сжимая свой кубок так, точно это была единственная вещь на свете, на которую она могла положиться.

Халли отхлебнул еще вина. Он-то отделался сравнительно легко. Правда, ворот куртки был разорван, и до шеи дотронуться было больно — он все еще чувствовал те места, где когти тровва впились в тело. Но если не считать всего этого да еще того, что он порядком продрог за часы, проведенные на горе, физически он не пострадал.

Когда они наконец после долгого и утомительного спуска вышли к Дому, навстречу им высыпали люди с факелами. Их уже разыскивали по полям. В основном все радовались, что они нашлись, и переживали из-за Ауд. Катла поспешно увела девочку в дом, а Халли принялся объяснять Лейву, Эйольву и всей собравшейся вокруг толпе, что они пошли гулять на пастбище, что Ауд поскользнулась и упала со скалы и все это время он вел ее домой. Его, конечно, отругали за то, что подверг гостью такой опасности, и все разошлись спать. К удивлению Халли, никто даже и не подумал подвергнуть сомнению рассказанную им историю. Его лжи поверили без вопросов.

Халли пил вино и смотрел в огонь. Предания, ложь, предания лгут…

Проблема была в том, что предания оказались правдой.

Там действительно водятся троввы. Они поджидают за границей. Граница не пускает их в долину, как и говорится в легендах. Другого объяснения быть не может. А это, в свою очередь, означает, что Свейн и другие герои действительно разгромили троввов в Битве на Скале много веков назад. Это означает, что герои в самом деле существовали и совершили этот подвиг. Что курганы действительно до сих пор охраняют долину. И что за ее пределами, на вершинах, подстерегают и ждут своего часа троввы.

Это означает, что выхода нет.

Халли смотрел на пламя, пляшущее в очаге. Огненные языки взлетали вверх, ярко вспыхивали — и исчезали бесследно. Значит, и с ними будет вот так? После одной-единственной попытки к бегству, после того как они решились на то, чего никто не осмеливался сделать на протяжении многих поколений, после того как они увидели вдали эту впадину на хребте, возможно — путь за горы… Неужели после всего этого им с Ауд остается только отступить, отказаться от всех надежд и влачить тихое, унылое существование, пока не придет их черед упокоиться в безымянном кургане?

А что, все прочие так и живут.

Из-за закрытой двери послышались отрывистые звуки. Отца снова мучил кашель.

Отчасти чтобы не слышать этого кашля, отчасти чтобы справиться с внезапно вспыхнувшим бессильным гневом, Халли хрипло сказал:

— У тебя куртка порвана. Что, он ее насквозь не процарапал?

Ауд подняла глаза. Прокашлялась. Она слишком долго молчала.

— Нет. Я не ранена, там одни только синяки.

— Это хорошо. Снова молчание.

— Твоя шея выглядит ужасно, — сказала наконец Ауд.

— Да? А по ощущениям вроде ничего.

— На ней пять красных полос.

Халли передернуло, но он сказал только:

— Прикосновение у него ледяное.

— Я знаю. У меня просто дыхание перехватило, когда он ударил меня в грудь.

Она взглянула на свою опухшую ногу, потом снова уставилась на огонь.

— Прости меня, Халли.

— Да ладно тебе! — Он отхлебнул еще вина. — А за что, кстати? Просто для ясности.

— За то, что я тебя туда потащила. За все, что я говорила про… ну, про легенды. Прости, что я все это отрицала. Я просто никогда не думала…