Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай, Лорен! Давай, Лорен! Давай, Лорен! – бурлят австралийки.
– Давай, Франко, давай, мерзавец, давай, – бормочет Белинда; лицо ее стало красновато-коричневым от выпитого вина и волнения, полные руки сжаты.
До линии финиша остается всего несколько оборотов сырного круга. Франко и Красный Кушак бегут «ноздря в ноздрю». Лорен третья. Остальные участники отстали ненамного. Вдруг Франко делает движение, собираясь сбить Красного Кушака с дороги. Они ударяют друг друга, их сыры сталкиваются, падают набок, и Лорен неистово прокладывает себе путь к первой в истории Festa di Formaggio победе команды экспатов.
Австралийки сходят с ума, Кайл прыгает от радости, Барбара кричит от переполняющих ее чувств, а Белинда почти падает в обморок. К счастью, ее стон отчаяния тонет в приветственных воплях и аплодисментах всех остальных. Лорен несут на руках. Ее изящные ноги перемещаются с одного красивого итальянского мужского плеча на другое, Белинда прислоняется к дереву, чтобы не упасть. Она ослабела от ярости и почти теряет сознание, когда americana с ее серебряным кубком проносят мимо в победном шествии.
Поскольку festa для Белинды развивается все хуже и хуже, она находит для себя утешение в приятном на вкус рислинге, который принесли с собой австралийские девушки. Она сидит на противоположном от торжествующей Лорен конце стола и рассказывает пространные истории о том, что настоящее удовольствие заключается в участии.
Наступает ночь, начинаются танцы. Лорен занимает своим разговором очень внимательно слушающих ее Дерека, Барбару и Хоуарда, а Белинда продолжает повторять свои истории в компании Паломы и Дюран; пользуясь этим, Кайл и Мэри тайком сбегают потанцевать.
Воздух теплый, звезды только-только начали показываться в ночном небе. Деревенский оркестр, состоящий из Роберто (партия скрипки) и двух братьев, работающих в супермаркете в окрестностях Серраны, – соответственно фортепиано и труба – звучит прекрасно. Парочка спряталась посреди толпы; руки Кайла обнимают Мэри, и они раскачиваются в такт музыке.
– Это чудесно, – шепчет он.
– Мм, – соглашается она, прижимаясь к его груди и вдыхая его теплый, сладкий запах.
– Ты чудесная, – говорит он и трется щекой о ее волосы.
– Это волшебный вечер, – отзывается она. – Не помню, чтобы когда-нибудь я была так счастлива.
Вдруг кто-то хлопает Кайла по плечу. Он быстро оборачивается. За его спиной стоит Джанфранко Бьянки, его волосы пропитаны потом, рубашка стала прозрачной, а взгляд помутнел от алкоголя.
– Моя очередь, – заявляет он, указывая на Мэри.
– Нет, приятель, – говорит Кайл, загораживая ее рукой. – Она со мной.
– Я хочу танцую, – невнятно произносит Франко, делая выпад, и Кайл, споткнувшись, летит на пол.
– Правда, Франко, – говорит Мэри, делая шаг назад.
– Эй, – говорит Кайл, вставая и отряхиваясь, – ты что ?
– Я хочу танцую, – объясняет Франко, подходя к Мэри и покачивая бедрами в танце. Толпа, чувствуя, как что-то назревает, освобождает пространство вокруг них троих.
– Танцую, танцую, – повторяет Франко.
– Нет, спасибо, – отвечает Мэри.
– Танцую, танцую, – твердит он.
– Эй, Франко! – кричит Кайл, хлопая его по плечу и заставляя обернуться. – Дама сказала «нет».
– Отвали! – рявкает Франко, пытаясь ударить Кайла, но промахивается.
– Сам отвали, – шипит Кайл, изо всей силы ударяя его в челюсть.
Музыка прекращается, толпа расступается еще шире, и всех троих становится отчетливо видно. Франко стремительно падает, хватаясь за челюсть, и собирается с силами, чтобы нанести новый удар.
– Просто оставь ее в покое, парень, – требует Кайл, выставив вперед ладони.
– Что здесь происходит? – спрашивает Лорен, пробираясь сквозь толпу к круглой площадке, на которой они стоят.
– О Боже, Мэри! – говорит Белинда, зигзагом продвигаясь через толпу. – Этот мерзкий американский мальчишка снова донимает тебя своими приставаниями?
– Донимает ее приставаниями? Попрошу тебя! – кричит Лорен, покачиваясь, стоя руки в боки. – Ты думаешь, что мой сын, студент университета, отличник, захочет иметь что-нибудь общее с твоей забитой дочерью?
– Твой сын, студент университета, отличник? Слышала бы ты себя! Мэри не интересует твой мерзкий сын, и не важно, какие у него там чертовы дурацкие отметки. Мэри, иди сюда, – требует Белинда.
– Мэри, стой на своем, – говорит Кайл, делая шаг по направлению к ней, неотрывно глядя ей в глаза.
– Мэри, иди сюда, – снова требует Белинда. – Я не стану просить в третий раз.
– Мэри, – произносит Кайл с настойчивостью в голосе, с мольбой в глазах. – Все, что угодно, – говорит он. – Помни, вместе мы можем все, что угодно.
– О чем, черт возьми, ты говоришь? Иди сюда, Мэри, – фыркает Белинда. – Я не шучу.
– Мэри? – спрашивает Кайл.
Мэри смотрит то на одно лицо, то на другое, а потом медленно, но уверенно, сначала почти неуловимо начинает двигаться. Она пристально смотрит ему в глаза, ее шаги неуверенны, но она идет навстречу Кайлу.
– Давай, – торопит он, раскрыв объятия. – Давай, ты сможешь. – Он улыбается. – Давай. Все, что угодно, – говорит он, и она падает ему в объятия.
Кто-то хлопает в ладоши. Белинда сверлит глазами толпу.
– Предательница! – кричит она дочери. Та делает неуверенный шаг вперед. – Я никогда больше не хочу тебя видеть!
– Мама! – умоляет Мэри, пытаясь двинуться вперед. Кайл удерживает ее.
– Я серьезно, ты, неблагодарная маленькая дрянь! – рычит Белинда. – Я никогда больше не хочу тебя видеть. Если ты осмелишься осквернить мой порог… Никогда больше, ты поняла? Никогда!
Белинда расхаживает по дому в кремовой нейлоновой ночнушке и выглядит как восставший из гроба мертвец. Бессонная ночь, бутылка красного вина, которую она выпила прошлой ночью, вернувшись с festa, да еще и крепкий утренний кофе с молоком – все это сильно ударило по ее желудку. Раздражительная, сбитая с толку, мучающаяся тошнотой, она пребывает в почти шоковом состоянии. В конце концов, не каждый день теряешь дочь.
Прошлой ночью, вернувшись в «Casa Mia» в ярости, раскрасневшаяся и униженная, она села хлебать лечебное красное вино в ожидании смиренного возвращения Мэри. Тишина в доме была давящей. Даже сверчки молчали. Только свистел горячий ветер. При малейшем скрипе двери или дребезжании ставня Белинда выкрикивала имя дочери, ожидая, что в дверном проеме вот-вот покажется овечье лицо Мэри и тотчас же раздадутся униженные мольбы о прощении. Но Мэри так и не пришла. Чем дольше Белинда ждала, тем яснее понимала, что уход дочери был не какой-нибудь шуткой или подростковым порывом, а вполне реальным шагом.