Сели прямо в грозовой фронт. Сели чудом. Пилоты прошли возбужденной гурьбой. Один бросил: «Все в рубашке родились!» «Я лично в мокрой рубашке!» – отозвался второй. Пассажиры виновато подняли лица. Боже, какие чужие никчемные лица! И среди них мне придется коротать время до… «Ты же хотел остаться навсегда?»

И чего мы не разбились? Я бы тогда долез до верхнего окошка светелки в замке, где прохладные пальцы сжали старую ржавчину.

Аэровокзал Шереметьево-2, конечно, подновили. Там-сям плоские справочные экраны, современные табло с зелеными штришками невылетов. Гугнит абсолютно неразборчивый голос в динамиках. Но впечатление, что я никуда не уезжал, и все осталось по-прежнему, остается и, наконец, побеждает.

Российский караван-сарай с узбекской семьей, прочно, навсегда заснувшей на полу среди мешков и баулов. Двое рядовых в парадной форме спят с открытыми ртами, положив головы на погоны друг-друга. Чей-то ребенок со стеклянными глазами сползает на животе с кресла, как грязный снег с крыши…

Атакуют дикие шоферы, предлагают дикие цены. Неразбериха, растерянные глаза иностранцев, которые по-прежнему выглядят иначе, чем автохонты.

Его встретят или нет? Услуги заказанного такси простираются так далеко? Или опека отеля? Она предусмотрена? Да, впереди еще таможенный и паспортный конроль!

Он почувствовал, что растерян. Брошен. Мимо женщина-таможенница проволокла его недавнюю соседкунемку с огромным чемоданом на роликах, на неровном полу колесики скрежетали. «Радуйся, фрау фон… от компромата тебя избавил твой „озабоченный“ сосед. А то бы… Документы в трусиках нашли бы, как штык!» До него донеслись возмущенные крики на немецком: «Hande weg! Scheiße!»

Пахло сортиром, дурным табачным перегаром и просто перегаром. Нет, еще примешивался запах дешевого ароматизатора из туалетов.

Одной рукой он держал чехол с костюмом и на пальце – пакет с сапогами. Другой рукой катил элегантный дорожный сьют-кейз. Ба! Он забыл про паспортный контроль! Это еще цветочки. Очередь пыталась завязаться из четырех толп последних, пробившихся через грозу рейсов.

– Сюда! Господин Нечаянный! – некто заглядывает в бумажку. – Пал Николаич, сюда! Ко мне!

Ну да! К тому же он – VIP! Настоящий, не липовый!

Все тревоги по поводу личного обыска отпадают.

К нему пробирался человек с картонной табличкой и его именем на ней. Он был в куртке, какую носят все водители, не желающие выглядеть водителями.

– Не в кассу, командир! Рассекаем через ВИП!

Под угрюмые взгляды они протиснулись в маленькую комнатку, почему-то набитую людьми, явно никакого отношения к полетам да и авиации не имеющими. Одни пили что-то, другие играли в какую-то игру, третьи спали, четвертые орали что-то убежденно, норовя откусить собеседнику нос. Водила забрал паспорт и вернулся буквально сразу.

– Все о кей. Вперед.

Через боковую дверку они вышли в коридор с вереницей туалетов почище, потом в бар. Теперь Павел нес только чехол-сумку Кейс вез на стальных колесах «шофер».

– Я бы чего-нибудь выпил, – сказал он.

– Кто бы спорил?! Отчего не выпить, если есть, за что! – расстроенно откликнулась куртка. – И на что! – Ясно, что парень включил в мозгах счетчик и теперь считал убытки от клиента, заплатившего за все вперед и не ему.

– Я… расплачусь! – получилось, что он вот-вот расплачется.

Шофер сдался. Он даже попытался улыбнуться:

– По мне – хоть залейся! Но если встанем в пробке, то без базара!

В баре было почти привычно, почти «как там». Пахло сигаретами «Марльборо» одинцовского производства, плохим кофе, сивухой, что означало выдачу дрянного виски и бренди из «одного флакона». Но народ оживленно курил, выпивал и заинтересованно что-то уточнял. Этим людям мир, судя по всему, был ясен, как кроссворд в женском журнале; оставалось согласовать «кое-какие детали». Чем они все разом и занимались.

Я выпил полстакана коричневой обжигающей жидкости, запил дважды сваренным в кастрюле кофе, который зачем-то предпочитали пропускать с шипением через намордник фильтра кофе-машины. Она чудом не взрывалась, бармен явно скучал от этого. Посчитал он с коэффициентом три с половиной.

Пробились с трудом через толпу шабашников всех мастей и частокол просто темных личностей, все они стремились завладеть прибывшими, даже не владея, похоже, транспортом. Миновали людей, просто убивающих время между двумя, вероятно, преступлениями, наказуемыми условно. Добрались до нашей машины. «Водила» сел за руль, затолкав кладь в багажник, я поместился на заднем сиденье с костюмом в чехле.

– Садись-ка, командир, вперед, – сказал водила, – так мне ни черта не видно, если что!

– А что «если что»?

– Да, мало тут всякого? Наедут лохи, чума разная тут пасется… Да не ссы! Докатим!

Мы покатили.

Новые для меня пейзажи открывались в каждом квартале. Новые дома были двух типов: «Торт Сюрприз» и «Кошкин Дом». Редко еще – «Терем-теремок». Последние имели пентхаузы с арочными конструкциями по бокам.

– Давно не навещали нашу деревню? – перешел на угодливое «вы» мой шофер. – Город, как бы, растет и хорошеет. Вместе с ценой на кубический сантиметр. Топлива, я имею ввиду! – он довольно расхохотался своей шутке. – Встали у нас в отеле?

– В «Балчуге», если я ничего не путаю. Вам не сообщили?

– А то! По компьютеру считываем. Мы – возим. Получаем заказ и доставляем груз до места! – он опять хохотнул. – Фирма веников не вяжет… и не парит. Только венки. Для гостей столицы. Так, да? – мы помолчали. – Прикольный я, да?

Я назвал гостиницу старым именем заштатного ресторана, аж 3-го разряда. Знаковое место пятьдесят лет назад! Там гуляли удачливые спекулянты, мелкое ворье, старшие офицеры из недалекой Академии командного состава. Растратчики, лабухи, просто местные стиляги, замоскворецкие пижоны, вчерашняя мелкая шпана с пятеркой на кармане и тогдашние «кооператоры» с толстой мошной. Они тогда были во всех злачных местах. Грузины с рынков в рыжих пальто. После одиннадцати тут можно было и схлопотать. Чужие не очень совались. И мы с моей любимой сюда не совали носа, но подъем на Замоскворецкий мост, ведущий на Васильевский спуск, начинался от «Балчуга»!

– «Балчуг» он и есть «Балчуг», хоть и «Купински», красиво жить не запретишь, – воодушевился водила, предвкушая близкий расчет, чаевые и дальнейшую подработку. – Раньше я там любил оттянуться. Теперь не по нашим бабкам… После перестройки. Я имею в виду – отеля. А была душевная дыра! – вздохнул он, глянув на пост ГАИ – ГИБДД, около которого стоял мордастый, закутанный в три жилета майор, зажав крагу под мышкой, глядя поверх провинившегося.

Опять пахнуло родным.

Потом этот запах исчез. Машина с потоком втекала через пригороды в город, мокрые спины знакомых иномарок теснились все плотнее, с кольцевой перешли на малое кольцо и влились в… Ленинский? Он боялся теперь называть улицы, многие именовались иначе, чем… Короче, город менял и названия и облик! Теперь это зовется – «имидж».