Дейву почудилось, что он увидел на губах Бена ухмылку, словно тот предугадывал, куда клонит адвокат.

— У вас тем более не было няни?

Дейв покачал головой.

— Друзья приходили к вам с женами?

На все вопросы Дейв мог отвечать лишь отрицательно. Теперь улыбался не только один Бен. Зрителей, сидевших в зале, забавляло его замешательство.

— Если я правильно понимаю, в детстве и частично в отрочестве ваш сын не видел в доме ни одной женщины?

Это открытие поразило самого Дейва.

— Совершенно верно. За исключением домработницы, приходившей два раза в неделю.

Дейв решил продолжить.

— Вот еще что! Я вдруг подумал, что Бен был в школе, когда она приходила.

В зале раздался смех, судье пришлось стукнуть молотком. Судья был невзрачным мужчиной среднего возраста.

— У меня все, мистер Гэллоуэй, — сказал Лейн.

Лейн повернулся к окружному прокурору.

— Если вы хотите провести перекрестный допрос…

Темпль заколебался и о чем-то спросил молодого человека, сидевшего по его левую руку.

— Один вопрос. Правда ли, что в субботу 7 мая, то есть на предыдущей неделе, свидетель не смог из-за простуды пойти к своему другу, как он это обычно делал каждую субботу?

— Совершенно верно.

— У меня все, — тихо сказал окружной прокурор, делая какие-то записи.

Дейв не знал, что делать, спрашивал себя, следует ли ему уйти, но, увидев пустое место на первой скамье, решил сесть.

Гэллоуэй сидел напротив своего сына, менее чем в пяти метрах от него. Бен, делая это не нарочно, ни разу не повернулся в сторону отца. Их взгляды встретились только однажды.

Для Бена сейчас был важен не отец, а Лилиана, которой он время от времени улыбался, и, возможно, толпа, наблюдавшая за ним.

В течение всего судебного заседания Дейв напрасно пытался привлечь к себе внимание сына. Он даже кашлянул так громко, что судья с упреком посмотрел на него.

Было очень важно, чтобы Бен взглянул на отца, чтобы он осознал, какие перемены произошли в нем. Дейв расслабился, его лицо было безмятежным. На его губах играла легкая улыбка, походившая на улыбку сына. Это было своего рода посланием, которое Бен упорно продолжал не замечать.

Гэллоуэй покинул свидетельское место. На стул села Изабель Хавкинс, положив сумку на колени. Кавано подошел ближе, чтобы задать ей вопросы. Он держался намного проще, чем Лейн.

— Как долго ваша дочь регулярно встречалась с Беном Гэллоуэем?

Изабель Хавкинс тихо ответила:

— Насколько я знаю, в течение трех месяцев.

— Громче! — раздался голос в зале.

Она повторила громче:

— Насколько я знаю, в течение трех месяцев.

— Он регулярно приходил к вам?

— Он приходил к нам и раньше, к моему сыну Стиву, но тогда он еще не обращал внимания на мою дочь.

— Что произошло в прошлую субботу?

— Вы прекрасно об этом знаете. Она уехала с ним.

— Вы видели, как она уезжала?

— Если бы я это увидела, я помешала бы ей.

— Предприняли ли вы какие-либо меры потом?

— Я пошла к мистеру Гэллоуэю, поскольку испугалась, что мой муж наделает глупостей, если я отпущу его одного.

— Мистер Гэллоуэй знал, что его сын уехал с Лилианой?

— Он знал, что его сын уехал, но не знал с кем.

— Он удивился?

— Я не могу ответить на этот вопрос.

Вероятно, были заданы и другие вопросы, но Дейв не обращал на них внимания. Его лицо по-прежнему выражало своеобразное послание, которое он тщетно пытался передать сыну.

На перекрестном допросе окружной прокурор спросил:

— После того как вы поняли, что ваша дочь уехала, вы сделали новое открытие?

— Недельная зарплата моего мужа исчезла из коробки.

Затем наступила очередь Джимми Ван Хорна. Он все время искал глазами сидевшего в зале отца и неизменно повторял:

— Да, ваша честь… Нет, ваша честь… Да, ваша честь…

Однажды, когда Бен пришел к нему, он показал ему автоматический пистолет доктора, и Бен попросил его продать оружие.

— Он заплатил вам пять долларов?

— Да, ваша честь.

— Он отдал их вам?

— Нет, ваша честь, только три доллара. Еще два доллара он должен был мне отдать на следующей неделе.

В зале снова послышался смех. Большинство присяжных, среди которых были две женщины, сидели неподвижно, напряженно застыв, как на семейной фотографии.

Гэллоуэй не сразу понял, почему судья встал и надел шапочку, нечленораздельно пробормотав какие-то слова. Это означало, что судебное заседание вновь прерывалось, на сей раз на час, чтобы все смогли пообедать. Только присяжные и еще не выступавшие свидетели не имели права уйти.

— Полагаю, — сказал Дейву адвокат, — вас бесполезно просить не присутствовать на вечернем заседании?

Дейв просто кивнул головой. Почему он не должен был присутствовать, если ему выпадал шанс увидеть Бена и находиться рядом с ним?

— Будут выступать два психиатра. Если они не станут говорить слишком долго, есть вероятность, что окружной прокурор произнесет обвинительную речь сегодня. Так же вполне возможно, что я тоже выступлю. В таком случае все закончится сегодня вечером.

Дейв никак не отреагировал. Он смотрел на происходившее вокруг него так, словно это непосредственно не касалось его. Поскольку его сына увели, Дейв отправился перекусить в ресторан, напоминавший «Макс Ленч». Почти все были там, но на него никто не обращал внимания. Один только владелец гаража из Эвертона подошел и пожал Дейву руку, говоря:

— Как же на улице жарко!

Один из психиатров был пожилым мужчиной, говорившим с иностранным акцентом. Другой же был среднего возраста. Уилбур Лейн из кожи вон лез, употребляя в своих вопросах те же термины, которыми пользовались и они. Впрочем, судя по всему, эти термины были хорошо ему знакомы.

Несколько раз Дейв чувствовал, как судья смотрел на него. Возможно, это получилось случайно. Судья был вынужден сидеть напротив толпы в течение нескольких часов. Должен же был он на кого-то смотреть!

Было принято решение объявить последний перерыв, всего на несколько минут. Бен и Лилиана оставались в зале. Изабель Хавкинс воспользовалась этим, чтобы поговорить с дочерью. Констебль не стал ей мешать. А Дейв не осмелился подойти к сыну, опасаясь, что это не понравится Бену. Как бы ему хотелось, чтобы Бен посмотрел на него и понял, что его отец преодолел длинный путь!