– Правда, – ответил Сергей и, скупо улыбнувшись, больно схватил Фригидина за локоть.

– Ой-ой-ой! – заголосил тот.

– Извини, мне нужно работать, – сказал Тютюнин и вытолкнул бухгалтера в коридор.

Дверь перед носом Фригидина захлопнулась, но он постоял еще немного, соображая, что предпринять. Так ничего и не придумав, бухгалтер сказал: «Ненавижу». И отправился к себе – работать.

Тем временем Тютюнин открыл «зал ожидания», и туда, словно муравьи, хлынули истосковавшиеся клиенты.

– Сережа, сынок! Чего же ты вчера-то не работал?! – спрашивали они наперебой. – Нам сказали, что заарестовали тебя!

– Да, – ответил Сергей, чувствуя себя героем. – Взяли прямо – и в тюрьму!

– В тюрьму? – поразились старушки. – Это за чего же?

– За прокламации и листовки, – соврал Сергей, не придумав ничего лучше.

– Это какие же прокламации? – заинтересовалась клиенты.

– А я это.., газету «Искра» распространял в метро.

– Из искры возгорится пламя! – крикнула одна из старушек, остальные ее поддержали.

– Так ты, сынок, тоже против буржуев? – спросила старушка с красным бантом на груди.

– Ну да, – кивнул Тютюнин.

– А ты теоретик классовой борьбы или практик?

– Это как? – не понял Сергей.

– Ну, ты вредишь буржуям на каждом шагу?

– Как это?

– Очень просто. Кладешь в сумку заточенный гвоздь и, как видишь буржуев на иностранных автомобилях, р-раз-з по пузатой лакированной дверке! Пусть гады ремонтируют!

– А если на стоянке застанешь, – затарахтела другая бабуся, – то прямо в колесо ему, в колесо! Да в другое, да в третье!

– Так ведь они побить могут, – заметил Тютюнин.

– Нас не побьешь – мы организация! – выкрикнула бабуля с бантом, и все старушки, как одна, достали из своих сумок самодельные кастеты, напиленные из водопроводных труб.

– Да, организация, – вынужден был согласиться Тютюнин, невольно оробев от такой демонстрации силы. – Ну ладно. Давайте начнем приемку. Итак, кто первый?

Под вечер к пенсионерке Живолуповой пришли вьетнамцы. Мириться. В другое время она бы закопала их за домом, где еще с прошлого раза была готова яма, но в Гадючихе бушевала патологическая жадность, которая и не давала ей жить спокойно.

– Давай мирица, бабушика, – предложил самый главный вьетнамец с подбитым глазом.

– Ладно уж, заходите, – ответила старушка, пропуская на кухню шестерых партнеров по бизнесу.

– Водка принесли – пить будем.

– Давай выпьем, Хонг Май, отчего же не выпить, – согласилась Живолупова и поставила на стол граненые стаканы образца тридцать третьего года. Потом добавила капустки собственного посола из ведра, в котором прятала чудо-телефон, завернутый в три полиэтиленовых мешка.

Вьетнамцы поставили две бутылки «Столичной». Живолупова заметила, что одна из них уже открыта.

– Ой, какой таракан здоровый! – крикнула старушка, тем самым отвлекая внимание гостей от своих рук, которые быстренько проделали манипуляцию с бутылками.

– Убежал, сволочь усатая, – сказал Живолупова, виновато улыбаясь и садясь к столу. – Ну, наливайте бабушке. Водочку-то я люблю. Люблю я ее, родимую…

Хонг Май схватил стоявшую напротив Гадючихи бутылку и наполнил стакан хозяйки; при этом он не переставал улыбаться, демонстрируя свое расположение и два крысиных резца. Себе и подельникам вьетнамец налил из другой бутылки, то и дело повторяя:

– Назадоровие, назадоровие.

– Ну, друга, выпьем, – произнесла Живолупова и подняла свою стопку. – Чай не отравимся!

– Не отравитися! Не отравитися! – наперебой закричали вьетнамцы.

– Ну пейте уже… Ух!

И одновременно со своими гостями Живолупова выпила водку. Потом закусила капусткой и молча следила затем, как ее партеры по бизнесу один задругам валились на пол.

Когда грохнулся самый крепкий – Хонг Май, Гадючиха тяжело вздохнула и, покачав головой, налила себе еще.

– И куда вы против бабушки Живолуповой-то, зайцы рисовые, – сказала она и выпила. – Мелковаты будете.

Хонг Май дернулся под столом и засучил ноженьками, а Живолупова усмехнулась и добавила:

– Да уж не помрете, изучила я уже вас, зайцев рисовых. Вы как тараканы, сколько ни трави, все равно из всех щелей повылазите.

Вылив остатки отравленной водки в раковину и прибрав в холодильник водку хорошую, Гадючиха схватила главного вьетнамца за шиворот и, дотащив до ванны, сунула под холодную воду.

Гость быстро очухался и что-то залопотал по-своему. Однако Гадючихе пришлось еще отвесить ему несколько оплеух, чтобы он пришел в себя окончательно.

– Не убивай, я буду деньги платити-и-ить, – взмолился он.

– Сейчас не убью, – сказал Живолупова. – Но этот раз был последним, Хонг Май. Еще одна шутка – и я вам тут пропишу полную тактику выжженной земли. Понял меня?

И для уверенности, что партнер по бизнесу ее понял, бабушка Живолупова как следует припечатала его об стену.

Во вторник днем прямо на приемку к Тютюнину пришел молодой человек в приличном сером костюме. Он сразу бросился Сереге в глаза, поскольку основными клиентами заведения были люди, занимавшиеся уличным собирательством.

Молодой человек держал в руках коричневый портфель и, выстояв длинную очередь, достал из него очередной шедевр – дамскую шляпку из щетины рыбы-штопора. И хотя изделие это было для «Втормехпошива» не совсем по профилю, Сергей подарок принял и заплатил за него тридцать рублей.

– Я от старушки Розенфельд, – улыбаясь, сказал молодой человек. – Она приносила вам накидку из сиамского рудольфа, помните?

– Да, – охотно подтвердил Сергей. – И еще шорты из серебристой жуа.

Шорты он примерял Любе, но они на ней смотрелись как зимнее байковое трико. Поэтому он убрал их подальше, закатав в трехлитровую банку и строго-настрого приказал жене не трогать драгоценной вещицы. Достаточно было того, что она и Олимпиада Петровна щеголяли в немыслимо дорогих шлепанцах из рудольфового меха.

– К сожалению, старушка Розенфельд заболела и просила меня организовать для вас посещение меховой выставки.

– А вы ей кто? – спросил Серега, внимательно присматриваясь к молодому человеку.

– Внук, – сказал тот.

– Хорошо. Можно даже сегодня. Только я друга своего возьму, Леху Окуркина.

– Прекрасно. Во сколько мне за вами заехать?

– Давай в полшестого.