Домой я вернулась в глубокой задумчивости. Значит, слух все-таки исходил не от Ларисы Романовны: я уточнила у Елены Владиславовны, не приходил ли кто из милиции, и та заверила, что никого не было, а если бы и пришли, она бы не позволила им докучать пациентке. Не верить суровой докторице резона не было.

Выходило, что я осталась на том же месте, с которого начала. Может, и правда, как советовали мои заграничные друзья, "довериться полиции" и подождать, пока они найдут убийцу? А если не найдут? Так и будем всю жизнь коситься друг на друга и думать: а не может ли милейший Николай Ефимович или, скажем, Лолита Станиславовна оказаться убийцей? Ну и что, что бабе Лоле почти сто лет, она любому молодому да раннему фору даст! А если Градову убил кто-то из ее однокурсников? Там хватало сильных магов…

А вдруг в этом все-таки замешана Маргарита? Правда, ее не было в Москве, но у нее никогда не имелось проблем с финансами, она могла кого-нибудь нанять. Зачем? Да мало ли… Может, решила насолить мне! А почему нет? Скажем, позавидовала тому, что я таки выбилась в люди, а ей научная карьера не светит. Кто ее знает, что у нее на уме! Правда, так можно любого заподозрить, а проверять всех — жизни не хватит.

Версией относительно того, что убийцей вовсе не обязательно должен быть боевой маг, я поделилась с Шамониным, и тот, как и следовало ожидать, большого энтузиазма не проявил. На лице его было написано, как именно он относится к дилетантам вроде меня, лезущим, куда не просят. Но, должно быть, он все-таки внял моим словам, потому что вскоре начали трясти не только кафедру боевой и охранной магии, но и все остальные, включая даже и ни сном, ни духом не знавших о Градовой «медиков», «иллюзионистов» и прочих. Работы теперь у милиции был непочатый край, а ведь они занимались не только нашим университетом, хватало в Москве и "частных лавочек", и якобы не практикующих магов, и приезжих… Словом, шансов найти убийцу было не так уж много.

Да что там, даже вычислить распространителя слуха было невозможно. Я, грешным делом, подумала даже на нашего библиотекаря, Эмму Германовну, "ходячую сплетню", по выражению Давлетьярова, но нет, она тоже услышала обо всем от Селезнева. Если бы вредный капитан хотя бы намекнул, кто дал ему такую информацию, может, что-нибудь и прояснилось бы, но он, конечно, делиться сведениями не собирался.

Оставалось только делать вид, будто ничего особенно не происходит, и продолжать относительно спокойно учиться и работать, чем я и занялась.

В один прекрасный день, дожидаясь на кафедре Николая Ефимовича, я сидела за столом, который обычно занимала лаборантка Жанна, и бездумно разглядывала списки студентов-должников. Их было неожиданно много, то ли курс попался такой безалаберный, то ли спрашивать с них стали строже, чем раньше. Хотя куда уж строже, я помню, как с нас по три шкуры драли! Значит, это нынешний пятый курс просто такой расхлябанный. Того и глади, половину высветят… Тем более, — тут я ухмыльнулась про себя, — задолженности в основном имелись по тем дисциплинам, которые вел Давлетьяров. Судя по всему, в последнее время он пребывал в самом скверном расположении духа, а потому на занятиях свирепствовал, как никогда раньше.

Взгляд зацепился за одну фамилию. "Вот бедолага," — невольно подумала я. У девчонки до сих пор не было зачета по одному из серьезных разделов курса охранной магии, даже удивительно, почему ее до сих пор не выставили. Может, талантливая? Фамилия ее почему-то показалась мне знакомой. Евгения Астахова… Где же я раньше могла слышать эту фамилию? Понятно, на занятиях, когда вела у этих ребят семинары, я даже эту Женю помню, симпатичная такая кудрявая брюнеточка, очень сообразительная, только малость безалаберная. Но отчего-то мне казалось, что с этой фамилией связано еще какое-то событие, и очень важное событие, но какое именно?

"Астахова, Астахова… — мучилась я весь вечер. — Да кто же это такая, почему ко мне прицепилась эта фамилия?!"

Я уже начала засыпать, когда вдруг в памяти всплыла фраза, произнесенная почему-то старческим скрипучим голосом: "Только она уж год, как Астахова." Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть воспоминание. "Она уж год, как Астахова". Кто — она? Не Женя, это точно, про нее мне никто ничего подобного не говорил, за это я могла ручаться. Так кто же эта другая Астахова? Кто? Почему эта фраза кажется мне такой важной?

Внезапно меня подбросило на кровати. Господи, ну и дура же я беспамятная! Астахова, ну конечно! Только не Женя, а Марина, Марина Астахова, в девичестве Рогачева. Но тогда получается…

Я боялась размышлять дальше. Очень боялась, потому что пришедшая мне в голову догадка была слишком уж бредовой, но… Жизнь уже убедила меня, что иногда даже самые бредовые гипотезы оказываются совершенно верными.

Марина Рогачева, она же Астахова… Я уставилась в темный потолок, припоминая. Еще бы я не забыла, это было, кажется, так давно, и с тех пор произошло столько всего, что я и думать забыла об этом крохотном эпизоде. Я была тогда на четвертом курсе, и я разыскивала хоть кого-то, кто мог бы рассказать мне о якобы покойном Давлетьярове. И я ведь ее нашла, эту девушку, которую он когда-то выставил из университета, и которая говорила об Игоре с удивившей меня ненавистью. Судя по всему, она его так и не простила. Но…

"От любви до ненависти один шаг," — вспомнила я слова Ларисы Романовны. Помнится, я еще подумала, что я сама Давлетьярова не возненавидела, потому что не любила, но разве для того, чтобы ненавидеть, обязательно сначала любить? А кто его знает!

Я поняла, что если не проверю свою догадку, спать спокойно не смогу уже никогда. А как я могла ее проверить? Только пообщавшись с очевидцами событий, а я знала только троих таких: саму Марину, Давлетьярова и Ларису Романовну. К Марине я однажды сунулась, помнится, больше не тянуло, к Игорю с подобным вопросом подходить было просто страшно, оставалась только Лариса Романовна. Тем более, что я ведь все равно обещала навестить ее еще раз…

Кажется, Лариса Романовна была удивлена, увидев меня снова. Но еще больше она удивилась, когда я попросила:

— Лариса Романовна, пожалуйста, расскажите мне о Марине Рогачевой.

— Зачем это тебе? — изумилась она.

— Поверьте, это очень важно, — твердо сказала я. — Мне нужно понять, что она за человек, от этого многое зависит…

Я вспомнила, Игорь когда-то говорил, что Марина обладала замечательным потенциалом, была честолюбива и горда до крайности, но вдобавок очень ранима. Как это могло сочетаться, я понимала плохо, но если Лариса Романовна скажет то же самое, придется поверить.

— Марина… — Лариса Романовна задумалась. — Славная была девочка, чем-то вы с ней похожи, только ты замкнутая, а у нее все эмоции были на виду. И терпением ее тоже природа обделила… — Она вздохнула. — Марина, как я помню, всегда была первой, она не сомневалась, что непременно прославится. Ты, наверно, знаешь, она должна была принять участие в том проекте…

Я кивнула: это было мне известно.