Как нередко бывает в схватке, мимолетная задержка оказалась решающей. Пока ведун дергал саблю, левая рука стража метнулась вперед и сжала его горло. По телу тут же пополз мертвенный холод, в задыхающемся мозгу стремительно замелькали кровавые видения: падающие с разрубленными головами мужчины, кричащие женщины, хлещущая из горла темная жижа, распластанные дети, падающие юноши, выпученные глаза, распоротые животы. Во всем этом адском месиве то и дело мелькали веселые бородатые и бритые лица, почти все из которых казались знакомыми. Волынец, Диун, Твердята, Малюта, варяги…

Рука разжалась, дав Олегу глоток воздуха. Ведун, бессильно падая, увидел, как Малюту накалывают на меч, словно рака на нож, вздымают в воздух, так что моряк под собственным весом соскальзывает до рукояти, а потом небрежно стряхивают в сторону.

Любовод, заметавшись, подхватил какой-то сук и выпрямился, готовый принять смерть с честью, а не как приведенный на бойню хряк. И тут… Медный страж испуганно замер, отступил. Потом развернулся и зашагал прочь.

Купец со своим суком стоял в растерянности минуты три, потом еще примерно столько же разглядывал обычную с виду деревяху.

— Господин, ты жив?! — рухнула на Олега Урсула. — Ты цел, господин?

— Куда целее, чем ожидал… — прохрипел ведун, с трудом проталкивая слова через мятое и словно слипшееся горло.

— Ты это видел? — ошарашенно воскликнул Любовод. — Ты это видел, Ксандр? Ведун, ты видел? Я прогнал его! Я прогнал его! Он убежал!

— Господин, ты цел! — Урсула так крепко прижала голову Середина к груди, что позвонки треснули еще раз, и Олег вскрикнул от боли.

— Ведун, он испугался деревянной палки! Он убежал. Может, это упырь? Кровосос ночной? Али оборотень?

— Ничего он не испугался, друг… Пусти, малышка, если хочешь оставить живым. Он ничего не испугался, Любовод. Он просто сделал все, что хотел. Ну как, теперь ты понял, почему на рубежах этой земли не нужна стража? Помнишь, что было написано в ногах бронзовой статуи, которую мы встретили первой?

— «Оставь зло, всяк сюда входящий, ибо по воле великого Раджафа стражи покарают каждого, кто таит вражду землям каимовским», — по памяти повторил купец. — Значит, стражи действительно существуют?

— Кто бы говорил, — горько рассмеялся Олег. — Есть, и их слава охраняет здешние рубежи куда надежнее крепостей и дозоров. Соседи знают, что если напасть на этих… каимовцев, то в ответ придет бессмертный медный воин, который станет преследовать убийц днем и ночью, пройдет сквозь леса и болота, не будет знать ни сна, ни отдыха, пока не настигнет и не уничтожит разбойников. Так что степняков тут никто не боится. Если они сюда и заглядывали, то вели себя всегда, как паиньки.

— Но ведь нас он не убил!

— Как ты не понимаешь, Любовод! В самой страшной угрозе нет смысла, если про нее неизвестно врагу. Поэтому нельзя убивать всех разбойников. Кто-то должен сообщить остальным об опасности. Он пощадил нас, чтобы мы могли вернуться и рассказать всем подельникам, друзьям и знакомым: каимовцев грабить нельзя! Там есть неотвратимый мститель! Когда эта тварь держала меня, я почувствовал… Я понял, что ему ведомо все, что происходило в разоренных городах. Он пощадил только тех, на ком нет крови. Дополнительная воспитательная мера, если хочешь.

— Значит, он больше не появится, боярин? — поднял голову от коленей холоп.

— Нет, не появится, Будута. Мы отпущены. Можем уходить домой.

— Не, боярин, для начала надо бы чего-нибудь перекусить. С самого утра ведь не емши, а?

Как глупо это ни звучало, но холоп был прав — живым людям нужна еда. К счастью, на поясе и у купца, и у ведуна, и у кормчего нашлось по огниву. Урсулу и холопа Олег отправил собирать грибы, сам вместе с Ксандром, подобрав мечи Малюты и Волынца, пошел рубить сухостоины, а Любовод остался разводить костер из ближайшего валежника.

Несмотря на середину лета, в нетронутой тайге холопу удалось быстро набрать полный подол рубахи лисичек и боровиков. Вот Урсула вернулась с поганками — в грибах она оказалась несведуща. Обжарив добычу на веточках, путники совершили не менее важное дело. Вынеся нарубленные Олегом и Ксандром стволы на пустынную каменистую осыпь, они положили сверху тела двух своих товарищей и зажгли поминальный костер.

— Тризны достойной по вам справить не получается, други, — поклонился до земли Любовод. — Но клянусь, вспомним вас еще не раз. И помянем с честью.

— Хорошие вы были люди, друзья мои, — вздохнул Коршунов. — Таких не забывают.

— Счастлив я, други, что знакомство с вами свел, — добавил Олег. — Не забуду.

— Вот такая у нас жизнь купеческая, ведун, — посетовал Любовод. — Почитай, два дня назад богаче князей киевских были, а ныне нищи, как холопья блоха. Ныне, я так понимаю, уж ничего не отобьется. Ни твоя доля, ни моя. И про добычу забыть лучше насовсем. Токмо порты да рубаха — вот и все мое ныне богатство. — Купец потер шею, на которой с самой их встречи и до сего дня болталась соединенная на концах цепочкой золотая гривна. — Что ныне делать, куда податься, и не знаю вовсе. Мыслю я, зря нас страж медный отпустил. Мертвому жить проще. У мертвого забот нету.

— Я так думаю, — пожал плечами ведун, — нагулялись мы здесь досыта. Надобно назад, на Русь возвращаться. Серебро что? Вчера было, сегодня нет, завтра опять появится. Руки и голова целы, а все остальное опять заработаем. Впервой, что ли? Пока нежить на свете обитает да лихоманка к людям пристает, я с голода не помру и вам не дам. С тремя мечами татей бояться нечего, а медные чудища на Руси не живут. Не пропадем. Давай возвращаться.

— Как? — развел руками купец. — Нету больше у меня ладей. Ни гребцов нет, ни паруса.

— Зато у тебя есть самый лучший кормчий. Забыл?

— Что толку в подкове без лошади?

— Да очнись же ты, друг! — покачал головой Середин. — Лес вокруг. Топоров у нас нет, но мечами тоже управиться не трудно. Сделаем плот, на него и погрузимся. Нам ведь против течения грести не надо. Река сама понесет. А, Ксандр?

— До Хазарского моря ден за двадцать дойдем, — кивнул кормчий.

— А ведь верно! — встрепенулся Любовод. — Там на Волгу выйдем, а по ней ладей русских немало в обе стороны ходит. Выручат, на Русь отвезут. Тем паче, у нас рабыня есть, двадцать гривен стоит. Всегда продать можно.

— Ты лучше про гривну свою вспомни, — посоветовал Олег. — Вот ее и считай.

— Да брось ты, друг, — махнул рукой купец. — Пошутил я, пошутил. Вот только гвоздей у нас нет. И веревок.

— Ерунда, — поднялся Середин. — При нужде почти все заменяется ивовыми ветвями. Глаза боятся, руки делают. Пошли.

Возле потопленной стражем ладьи наверняка должны были еще оставаться освободившиеся невольники. И почти наверняка они не разделяли прагматичности медного воина относительно того, кого стоит карать, а кого отпустить. Поэтому моряки двинулись не к реке, а сперва прошли вдалеке от нее вниз по течению, и лишь через пару верст свернули к руслу. Прошагали еще немного вперед в поисках отмели, на которой предстояло собрать новое судно.