– Просто мне показалось… – Он прервался на полуслове, прислушался к топоту, раздавшемуся в коридоре, и тяжело вздохнул: – Клятвы, данные богам, не нарушают…

Кожи с оттисками второй ипостаси Бога-Воина оказались пропусками, дающими их владельцам право беспошлинного въезда в любой город Вейнара, а так же право беспрепятственного передвижения по всей столице, включая Белую Слободу и летний сад королевского дворца.

Чем я заслужила эти пропуска, было непонятно. Но, полюбовавшись на оскаленные пасти барсов, я вдруг поняла, что у меня появилась возможность хоть ненадолго выйти из порядком надоевшей комнаты и пройтись по городу, не опасаясь привлечь внимание стражи!

Я взяла и предложила Крому прогуляться. А он… согласился!

Оделась я минуты за три. Если не меньше. И… чуть не расплакалась, заглянув в зеркало и увидев свое отражение: волосы, вымытые перед завтраком, топорщились в разные стороны. И не собирались укладываться ни в какую прическу…

– Соберите в хвост – и дело с концом! – поняв, о чем я задумалась, предложил Меченый. – Мы же собираемся просто пройтись.

«Настоящая женщина обязана выглядеть безупречно даже во сне», – мысленно повторила я слова Аматы… и махнула рукой: все равно в камзоле и шоссах я выглядела, как дочь какого-нибудь купца или писаря. А они обычно ходили по улицам простоволосыми.

Расчесала. Собрала в хвост, натянула сапоги и вылетела в коридор. Первой. И чуть не сбила с ног водоноса.

Тот расплескал половину ведра, помянул Двуликого, потом увидел Посох Тьмы, зажатый в руке Крома, и сложился в поясном поклоне:

– Простите, ваша милость, я случайно!

– Прощаем, – ухмыльнулась я и царственно пошла к лестнице.

За забором постоялого двора кипела жизнь. По Сапожной нескончаемым потоком двигались груженые телеги; на перекрестке с Цветочной пара дюжих мастеровых пыталась прибить к стене вывеску, а в половине перестрела за ними стайка мальчишек куда-то волокла упирающегося осла.

Чуть дальше, кажется, в Купеческой слободе, брехали собаки, со стороны Ремесленной доносился перестук топоров, визжание пил и звон кузнечных молотов, а от Кожевенной тянуло дублом, гарью и почему-то свежей кровью.

Забавно, но этот смрад, смешивающийся с запахом конских каштанов и мочи, меня нисколько не расстроил: я, наконец, вышла из комнаты. И была готова гулять по улицам даже по колено в крови…

Эдак через час, согревшись на теплом весеннем солнышке, сияющем с абсолютно чистого неба, я настолько расслабилась, что не только перестала реагировать на шипение в спину и отвращающие знаки в лицо, но и умудрилась выбросить из головы странное поведение хейсара.

Еще минут через двадцать меня почему-то потянуло на подвиги, и я принялась оценивающе поглядывать на шарахающихся от Крома горожан, изображать, что шепчу ему на ухо что-то жуткое, и даже тянуться к Посоху Тьмы. Так, как будто собиралась им воспользоваться.

Правда, веселье продолжалось не особенно долго: увидев, как от нас шарахаются встречные, Кром нахмурился, потом поймал за руку не успевшего убежать торговца и… купил мне леденец! На палочке! Точно такой же, как те, которые когда-то привозил мне отец!

У меня оборвалось сердце: я всхлипнула и… неожиданно для себя самой потерлась щекой о его плечо.

Слуга Бога-Отступника, почти прошедший свой Путь, остановился, посмотрел на меня совершенно безумным взглядом и прошептал:

– Ты что, Ларка?

Не знаю, почему, но в этот раз я не смогла промолчать. И отрицательно покачала головой:

– Ничего. И я – не Ларка, а – Мэйнария. Для тебя – Мэй.

Кром облизал пересохшие губы и хрипло повторил:

– Мэ-э-эй…

Я прислушалась к тому, как он произносит мое имя, и удовлетворенно улыбнулась:

– Именно.

– Подс-с-стилка Без-з-здуш-ш-шного, – прошипели в спину. Но я даже не обернулась: те несколько дней, которые остались до нашего расставания, я собиралась прожить от души.

Стряхнув песок со свитка, Ансельм удостоверился, что чернила подсохли, аккуратно свернул его в трубочку, собственноручно обвязал шнурком и потянулся за сургучом.

В это время тихонечко скрипнула дверь, и за портьерой раздался голос брата Бенора:

– Разрешите, ваше преподобие?

– Ну, и где тебя носит? – рыкнул глава Ордена Вседержителя, раздраженно шлепнув ладонью по столу.

– Смотрел новых послушниц… – смиренно опустив взгляд долу, пробормотал монах.

– А что, они уже прибыли? – приятно удивившись, воскликнул брат Ансельм. – Если мне не изменяет память, сестра Эльга обещала прислать их только к началу первого травника.

– Милостью Вседержителя они добрались до обители еще вчера… – Бенор повернулся к статуе Бога-Отца и осенил себя знаком животворящего круга.

Ансельму тут же стало не до писем:

– Хорошенькие есть? Или, как в прошлый раз, одни дохлятины?

– Есть! И не одна: как минимум четверо выглядят ничуть не хуже сестры Таисы.

– Ты их уже устроил?

Монах кивнул:

– Конечно, ваше преподобие! Кстати, они только что зашли в купальню.

Глава Ордена вытер о сутану мгновенно вспотевшие ладони и навалился грудью на стол:

– Тогда…

– …Уже распорядился! – кивнул Бенор. – Братья Рон и Ламм поднимутся к вам через час.

Торопливо убрав свиток в ящик стола, глава Ордена дважды провернул ключ, вытащил его из замочной скважины и сунул в кошель. Потом выбрался из-за стола, одернул сутану и нахмурился:

– Ну? Чего стоишь? Открывай!

Брат Бенор задержался не зря: в потайном ходе, ведущем к женской купальне, уже горели факелы. В небольшой нише под потайными глазками стоял серебряный кубок с ликом Аллаяра Светоносного, а на столике у стены – кувшин с белогорским[155]и ваза с виноградом.

Пригубив вина, Ансельм отщипнул от кисти пару ягод и припал к глазкам…

Да, на этот раз сестра Эльга расстаралась на славу: все десять новых послушниц были светловолосыми, полногрудыми и широкобедрыми. И при этом совсем молоденькими! А пара… или даже трое действительно выглядели красивее той, которая милостью Вседержителя грела ложе Ансельма последние четыре десятины.

– Видишь вон ту, слева? Которая моет голову? – не отрывая взгляда от темно-коричневых ареол невысокой, но на удивление ладной послушницы, хрипло прошептал он.

– Да, ваше преподобие! – так же тихо отозвался Бенор.