Матинелли кивнул и с тем же британским темпераментов, который он достаточно хорошо имитировал, ответил:

– Это чёрт знает что! Вы хоть представляете, откуда я сюда прибыл? Дикие леса, кишащие партизанами, и теперь вот ещё американская тупость в придачу! Ведите меня к этому вашему Лоу!

Дальше всё стало развиваться очень быстро. Мы с Чабой и Алексом остались внизу, а итальянец с уорентом стали карабкаться по трапу вверх. Полицейский связался с теми, кто сидел в самолёте и дверь стала приоткрываться. В тот же момент Матинелли неуловимым движением всадил амеру нож в шею, а другой рукой кинул в полуоткрытую дверь какой-то продолговатый предмет. Чаба, мгновенно разорвав дистанцию, ударом ребра ладони в переносицу уложил второго полицейского, остававшегося с нами. В следующий миг я вынул пистоль из кобуры и последовал за скрывшимся в брюхе самолёта итальянцем. Когда мы оказались в салоне, там уже всё было кончено. Матинелли справился блестяще: кинув светозвуковую гранату, он перестрелял тех, кто оказался внутри, из своего пистолета. Трое солдат в полном вооружении, при автоматах, упакованные в бронежилеты, вкупе с офицером в повседневной форме, теперь валялись на полу. Итальянец стрелял им в лицо и ни разу не промазал. Однако на лице наёмника застыло изумление, похоже, что-то было не так. Салон оказался набит ящиками в серо-зелёной укупорке револьверного типа. Это были стержни полуметровой толщины с непонятной мне маркировкой. Матинелли растерянно озирался, потом кинулся в хвостовую часть самолёта и оттуда послышалась цветистая итальянская брань. Первым голос подал Чаба, тоже с любопытством оглядываясь вокруг:

– А где наше бабло, Пьетро? Оно явно не в этих трубках, брат.

Дальше медлить было нельзя, что бы ни оказалось в укупорках, скорее всего, это взрывчатка или ядовитая химия. Просигналив Алексу, чтобы тот заканчивал с Чабой, я пошёл в хвост, к итальянцу. Тот сидел на полу и качался из стороны в сторону обхватив голову руками. Потом начал тихонько подвывать, в глазах его была тоска и отчаянье.

– Как?! Как это могло произойти, я же всё продумал, рассчитал каждую мелочь!

Внезапно он вскочил и побежал к выходу, откуда доносились звуки борьбы. Выждав, пока Матинелли отойдёт подальше, я поднял пистолет и выстрелил ему в затылок. Наёмник пошатнулся и осел вниз. Перешагнув через труп, я, сам того не ожидая, сказал:

– Не всегда удача поворачивается к нам лицом, приятель… Не повезло тебе сегодня.

Машинально отметив время, я с давно накопившимся остервенением тихо выматерился. Взрывов, каковые по замыслу должны были, кроме основной своей задачи – уничтожения боеприпасов, вызвать неразбериху, так и не произошло. Однако переиграть ничего было нельзя, теперь – только вперёд, сожалеть и заламывать руки – не мой способ решения проблем. Я прошел по узкому коридору в тамбур, где остались Алекс с Чабой, и мне открылась неприятная картина. Алекс и наёмник, сцепившись намертво, застыли у левого борта, причём Чаба был сверху, а лицо Алекса из багрового быстро становилось чёрным. Не останавливаясь, я дважды выстрелил венгру в голову. Тот дёрнулся, на переборку брызнула кровь, однако хватки не ослабил, продолжая давить противника. В два шага оказавшись рядом, я рывком сбросил в сторону начавшее тяжелеть тело. Помог Алексу подняться и, вынув из кармана заветную фляжку с брусничной настойкой, влил в парня пару глотков. Тот закашлялся, но проглотил и начал рассказывать как было дело:

– Я хотел ему шею свернуть… стал захват проводить и… Не пойму, как он вывернулся!..

– Не фиг было медлить, он тебя на паузе поймал. Приём проводится в два движения: захват, затем рывок. Если живы останемся, ещё раз покажу. Собери всё оружие с покойников, броники тоже срезай – пригодятся. Я к джипу, надо мины взять… Чую, эта дрянь, что в самолёте лежит, может хорошо бабахнуть. Жаль, что до бомберов уже не добраться… Всё, погнали!

Обе мины я установил между штабелями и разнес «гостинцы» на три метра. Потом заклинил механизм грузовой аппарели и испортил замок на двери, ведущей в салон экипажа. Сервисные шахты, расположенные вдоль бортов, заминировал обычными растяжками из двух «фенек». Теперь если кто захочет попасть в салон по-хитрому, его тоже ждёт неприятный сюрприз. Дверь, через которую мы пришли, я застопорил снаружи, забив в дверь клинок Матинелли, сбив рукоять разводным ключом, взятым в джипе. Алекс уже сидел за рулём, потирая шею и болезненно морщась. Удача оставила нас в тот самый момент, когда я уже начал думать, что мы успеваем уйти до начала фейерверка. За ворота внутренней зоны аэродрома мы вышли мирно, однако офицер у последнего пункта досмотра замешкался с бумагами и в этот самый момент…

– Ву-у-ум! Ах!..

Самого взрыва видно не было, однако удар взрывной волны был такой силы, что под её давлением выворотило трёхметровую секцию ограды и выбило все стёкла в караульном помещении. Джип осыпало градом осколков, однако нас прикрыли бронированные стёкла машины. Контуженный офицер, не разобравшись, что взрыв был не в зоне аэропорта, попытался нас задержать и заставить выйти из машины. Несмотря на гудящую от взрыва голову, я мгновенно оценил ситуацию и выстрелил ему в лицо. Алекс сильно «поплыл», поэтому пришлось взбодрить его оплеухой. Наш «хамви» рванул с места, протаранив полуоторванную створку ворот. Из развалин кто-то открыл огонь, пули защёлкали по корме, но этим весь ущерб и ограничился. Наклонившись к сапёру, я проорал ему в самое ухо:

– Гони к насосной станции, встретим там остальных и попробуем прорваться через западный КПП!

Документы наши не столь хороши чтобы выдержать длительную проверку. Подчинись мы тогда, нас кинут в местную тюрьму до выяснения и оттуда уже не сбежать… Алекс уже достаточно оправился, джип шёл ровно, пару раз мы объехали скопления техники на перекрёстках. Справа по ходу движения поднимался чёрно-серый столб дыма, однако по характеру разрушений можно было заключить, что основной удар принял на себя грунт, больших разрушений пока не было. Но я по опыту знал, что самое интересное ещё не случилось. Наверняка сейчас начнут детонировать уцелевшие боеприпасы, поскольку тушить арсенал никто не собирается, слишком много паники вокруг.

Народу прибавлялось, несколько раз я видел, как опомнившиеся легавые выставляли на улицах и между зданий белые щиты. Дважды нам удалось объехать баррикады, но скоро стало ясно, что зона оцепления перерезает нам путь к насосной станции. Поэтому как только впереди замелькал очередной белый прямоугольник, я приказал:

– Правь прямо на него, если остановимся – хана обоим.

Алекс, пригнувшись к рулю, газанул. Джип, набрав приличную скорость, через считанные мгновения протаранил ещё не закреплённую секцию ограды. Вслед послышалась стрельба, но сапёр свернул на перекрёстке, и мы неожиданно въехали на совершенно пустую парковку, за которой, совсем близко, виднелась двухэтажная башня из серого бетона. Созданная как укреплённая огневая точка, башня не имела окон, только ряд бойниц, обращенных на юг и юго-восток. Таким образом, оттуда простреливались подходы к дорогам ведущим на лётное поле и к восточному выезду с авиабазы. Однако круговую оборону тут долго держать не выйдет: северная сторона совершенно «слепая», это на случай вроде нашего, чтобы легче было штурмовать.