Кое-кто станет утверждать, что драгоценным минутам, потраченным на вывод шестерых мальчиков – возглавляемых моим восторженным новым помощником, Джоном, который оказался старшим, – из этой ямы, могло найтись применение и получше. Не буду спорить. Все могло бы и затянуться, но к тому времени, когда мы всемером спустились вниз, гарпия полностью ушла в свою трубку с опиумом; она храпела, как гроза, а на платье проступали пятна мочи. Если бы мне хотелось засунуть ее вниз головой в Гробницы, я бы вернулся. Но в ту минуту мне некогда было суетиться.

И вот всего через два часа я вернулся в Святого Патрика, надеясь, что к этому времени отца Шихи уже освободили. Он был в маленьком садике у дома священника, лысина блестела под солнцем. Вместе с Нилом и Софией он подрезал листья у помидоров, и в воздухе висел их тяжелый острый запах.

– Ну, а теперь что? – спросил он, когда заметил меня.

– Питер, Райан, Эмон, Сорока, Джем, Полосатый и Джон, – ответил я.

– Слава Богу, – усмехнулся священник. – Я уж и не думал, что сегодня мне доведется улыбнуться.

Я пошел домой.

Миссис Боэм пекла, месила тесто, выпятив костлявые бедра. Когда я подошел, она сдула прядь тусклых волос, попавшую в рот.

– У вас есть какое-нибудь безопасное место, куда вы можете поехать? – спросил я. – На день-два, с Птичкой. Если я закрою лавку и буду выплачивать вам дневную выручку? У меня есть деньги от демократов, и мне не нравится, какой оборот принимают дела. Пожалуйста, скажите «да».

– Моя двоюродная сестра Марта, она живет в Гарлеме. Ехать недалеко. Я всегда собиралась ее навестить. И сейчас время подходящее.

– Спасибо, – с огромной благодарностью ответил я. – Но сначала мне нужно с ней поговорить.

– Спасибо, – ответила она, когда я поднимался по ступенькам, – что украли лошадь. О, мистер Уайлд?

– Да?

– Последний эпизод «Света и теней улиц Нью-Йорка» очень хорош. Много… интересного, – ее губы треснули в застенчивой улыбке. – Я оставила ее перед вашей дверью.

– Миссис Боэм, вы просто сокровище, – улыбнулся в ответ я.

В комнате миссис Боэм Птички не было. Она оказалась в моей, изучала любительские наброски и примерялась с карандашом к чистой бумаге. Птичка подняла взгляд на меня и расплылась в улыбке.

– Надеюсь, вы не рассердитесь, мистер Уайлд.

– Ну конечно, нет. Но мне не посчастливилось заиметь карандаш. Где ты его взяла?

– Его дала миссис Боэм. Кажется, она больше на меня не сердится.

Я уселся спиной к стене в паре футов от Птички, боясь того, что мне предстояло сделать. Во рту был кисловатый привкус.

Первым делом я снял с себя шляпу. Потом повязку. Бросил их рядом и положил руки на колени. Только я, Птичка и мое лицо, потому что она это заслужила, и в память о церковной двери, запятнанной кровью. Образ окровавленной двери добавил мне смелости.

– Мне нужно знать все, – сказал я. – Это больно, но все равно нужно.

В глазах Птички вспыхнул страх. Потом она опустила веки. Чуть пожала плечами. Проползла несколько футов на четвереньках и уселась рядом со мной, тщательно расправив вышитое платье и прижав коленки к груди.

Если вы захотите узнать, на что похожа храбрость, я не смогу придумать лучшей картины.

– Сейчас – правда, – прошептала она.

– Правда, – согласился я.

Мы посидели так немного. А потом Птичка с размаху бросилась рассказывать. Я падал в этот омут вместе с ней и сражался с ощущением падения за каждый дюйм.

Каким бы делом занят был,

Ты Господу внимай,

И если заповеди чтишь,

То грех не принимай.

Гнушайся Римской Шлюхи слов,

И прочих богохульств,

Из чаши проклятой не пей,

Веленья отвергай.

Букварь Новой Англии, 1690 год

– Лиам не переставая кашлял, – начала Птичка; ее взгляд не отрывался от рук, лежащих на коленях. – Много дней, и они послали за доктором Палсгрейвом. Он очень беспокоился. Рычал на всех, потом извинялся и раздавал карамельки, пока они не закончились, и поэтому мы поняли, что он беспокоится. Один раз остался с Лиамом на всю ночь, хотя откуда у него на это время, ему ведь приходится присматривать за множеством детей. За тысячами, наверное. И тогда мы все подумали, что Лиам может умереть.

– От пневмонии.

– Да. Это все было раньше, может, за две недели. Лиаму стало лучше, он снова стал румяным. Спасибо доктору Палсгрейву, хотя я думаю, доктор позабыл о Лиаме, как только вышел за порог. Но потом Лиам в один день вышел на улицу, и кашель вернулся. Просто ужасно звучало. На следующее утро его дверь заперли, и хозяйка сказала, ему нужен отдых, и чтобы мы не приставали к нему.

Птичка умолкла. Я не подталкивал ее. Только чуть подвинулся, коснувшись локтем ее плеча. Она закрыла глаза и сказала:

– В ту ночь.

– Двадцать первого августа.

– Да.

Я ждал.

– Я спустилась по лестнице, захотелось молока. Хозяйка никогда не возражала, если нам хотелось чего-то такого. Еще поесть. У нее денег хватает, и молоко всегда было хорошее. Другие говорили, в их прежних домах в испорченное молоко добавляли мел и воду, чтобы было незаметно. Я налила себе молока и выпила. Я была не… в общем, гостей не было, только у Софии, по-моему. И я пошла в зал, посмотреть в окно, на платья дам. Там стоял экипаж. Тот, в котором ездит человек в черном капюшоне. Я его узнала, и мне сразу стало очень холодно.

– Ты можешь сказать, на что он похож?

– Большой и темный. Четырехколесный, запряжен парой. На боку какая-то маленькая картинка, но я не смогла ее разглядеть как следует.

– И что ты сделала?

– Отскочила от окна. Думала, может, мне следует спрятаться в спальне, раз уж я видела, что происходит, когда… я никогда об этом никому не рассказывала. Что я мельком видела, как нас увозят. Завернутых в черную тряпку, но я не знала, что под ней. Я только била всякие вещи и ничего не говорила. Чашки, один раз лампу. Она никогда меня за это не порола, но смотрела таким холодным взглядом, а потом мне несколько дней приходилось меньше спать.

– А сколько ты там прожила, всего?

– Я не помню. Долго, полировала серебро. Она говорит, я там родилась. Не знаю, правда или нет. Хотя я начала работать, когда мне исполнилось восемь. Это я помню.

Мои кулаки сжались, но я придержал язык.

– Я уже пугалась, когда видела экипаж. Я не хотела, чтобы он пришел за мной. Но тогда я беспокоилась по другой причине, потому что… у Лиама была заперта дверь, понимаете, и что, если человек в черном капюшоне приехал за Лиамом? Я подумала, может, мне удастся его выпустить. Мне нравился Лиам, он знал птичьи голоса. Он говорил, раз меня так зовут, я тоже должна их знать. Но мы не успели дойти до сложных, он учил меня всего неделю.