Любой мог узнать, что ковры на стенах привезены из Афганистана и подарены клубу в 1880 году сэром Эндрью Стюартом. Так же тщательно были задокументированы происхождение и источники поступления всех прочих украшавших комнаты и залы клуба раритетов.

Только вот никто, кроме самого князя Берестина, курящего сигару, пускающего дым в сторону пылающего камина с отличной тягой, переворачивающего большие листы газет, остроумно комментирующего особо изысканные места, не догадывался об одной мелочи. Что этому рафинированному джентльмену в отлично сшитой визитке и полосатых брюках известно не только очень многое из непубличной жизни соседей по столу, но даже и даты смерти каждого из них. Они, конечно, могли измениться под влиянием привходящих обстоятельств, но, по преимуществу, в сторону уменьшения.

И тем более ему известно — кому что, когда и каким образом сказать для достижения желаемого эффекта. Всегда получалось так, что собеседник слышал от князя то, что якобы смутно ощущал, но никак не мог достаточно отчетливо сформулировать даже для самого себя.

Вот сейчас, например, в окружении полудюжины «сильных мира сего», Алексей разбирал статью обозревателя «Ньюс кроникл», посвященную текущей геополитике на континенте в связи с южноафриканскими событиями. В частности — пассажи, касающиеся англо-германо-российских отношений.

Он знал, что используемые им приемы нейролингвистического программирования непременно достигнут подкорки слушателей и закрепятся там настолько прочно, что все дальнейшие действия они невольно будут координировать с благоприобретенными архетипами.

В данном случае речь шла о том, что Великобритания совершает ошибку исторического масштаба, своим недальновидным и вызывающим поведением толкая царя Николая на тесный союз с кайзером Вильгельмом.

— Россия никогда и ничем не угрожала коренным историческим интересам Англии, да и не может им угрожать в силу географического положения обеих держав. Ни на море, ни на суше, — мягко, без нажима и аффектаций говорил он, будто размышляя вслух. Причем говорил он на абсолютно правильном, изысканном языке, словно урожденный лондонец и выпускник Итона. Никого это не удивляло, хотя по идее — должно бы удивить.

— А как же Индия, Ближний Восток, Проливы? — возразил кто-то. — Именно там Россия бросает вызов британским интересам…

— Ах, оставьте! — легко рассмеялся князь. — Это у вас род национальной паранойи. Проникать в Индию у России нет ни желания, ни возможностей. Да и что ей там делать? Со своей бы Средней Азией в ближайшие полвека разобраться. Проливы — а какое ВАМ дело до Проливов? Для нас они — способ беспрепятственного экспорта продукции сельского хозяйства, и только. Ну, само собой — гарантия того, что больше никогда вражеские флоты не войдут в Черное море. Использовать их в агрессивных целях невозможно по определению. А вот с Германией дела обстоят совсем иным образом. Немцы теснят ваши колонии в Африке. С помощью Турции собираются отнять у вас господство над Ближним Востоком, затевают строительство стратегической железной дороги Берлин — Константинополь — Багдад — Басра. Россия себе такой цели никогда не ставила. Египет, Судан, Месопотамия нам не нужны. Но самое для Империи неприятное — базы германского «Флота открытого моря», которые Тирпиц намеревается построить в самое ближайшее время: Гельголанд, Вильгельмсгафен, Куксгафен, — располагаются всего в паре сотен миль от Метрополии. Это вам не Тибет и не Кашмир.

Ну вот и представьте себе, в союзе с Россией, опираясь на ее бесчисленные ресурсы, людские и природные, Германия начнет большую войну! Франция будет раздавлена в часы, ваши войска даже не успеют прийти ей на помощь. Затем немецкий и русский флоты начнут тесную блокаду островов. Вам, в лучшем случае, удастся кое-как организовать подвоз жизненно необходимых товаров из САСШ и Канады. Но не более того. Причем не факт, что американцы станут на вашу сторону. Филиппины они уже завоевали, почему не взять себе Сингапур, Гонконг, британские владения в Карибском бассейне?

И при этом многомиллионные сухопутные армии «Тройственного союза» — я говорю «тройственного», потому что Австро-Венгрия непременно присоединится к «старшим партнерам», — смогут делать на континенте, а также на всем Переднем Востоке и Северной Африке все, что взбредет им в голову. Как вам перспектива?

На самом деле Берестин говорил гораздо дольше, приводил на память данные по военным флотам держав, их сухопутным армиям, мобилизационному потенциалу, экономическим возможностям и тому подобному. На память цитировал высказывания политических деятелей истекающего века, а также кое-что из века грядущего. Ему задавали вопросы, он на них отвечал, умело прибегая к приемам софистики и демагогии.

Спорить с ним было трудно, да и не в обычаях завсегдатаев этого клуба дискутировать ради процесса. Давным-давно подразумевалось, что если человек о чем-то говорит, то он знает предмет и имеет в виду донести до слушателей некую истину. Примут ли ее целиком или частично, или не примут вообще — совершенно другой вопрос. Касается тема взглядов на вопросы престолонаследия, способов охоты на тигров в малайских джунглях или сравнительных преимуществ дульнозарядных штуцеров над магазинными винтовками — не суть важно. Практика — критерий истины.

На следующий день точка зрения русского князя стала известна всем, кто имел отношение к восточной дипломатии и разделял некие базовые убеждения «хантеров». В том числе и людям из окружения леди Спенсер-99. Им она как бы под большим секретом намекнула, что, по неофициальным сведениям, «дьюк»[74]Берестин — особа, пользующаяся личным доверием Российского императора, и едва ли он произнес свою речь просто так. Среди понимающих людей это называется зондаж.

Естественно, до поры до времени на официальный уровень поднятая проблема не выйдет. Более того, едва ли кто-нибудь вообще подтвердит сам факт причастности князя к императорской свите и даже — существование в природе такого человека.

Но приведенный выше эпизод — всего лишь задел на далекое будущее, с одной стороны, а с другой — способ повышения авторитета и веса Алексея в обществе. Теперь и к другим его словам будут прислушиваться с гораздо большим вниманием.

Еще одним хитрым приемом Берестина была демонстрация своих выдающихся аналитических способностей, граничащих с ясновидением. В застольных беседах за бриджем или преферансом он настолько часто предсказывал как развитие событий на фронтах Капской колонии и Наталя, так и моменты политической жизни в Лондоне и в иных мировых столицах, что не слишком образованного человека это могло ввергнуть в пучину мистики. Зато хорошо образованные, да вдобавок привыкшие к постоянной игре вероятностей (хоть на бирже, хоть в парламенте) люди оценили такое свойство по достоинству.

И к моменту, когда Берестин получил от Басманова сообщение о вторжении монстров, почва была вполне подготовлена и хорошо унавожена.