– А вы любите музыку? – спросила она, отрезав кусочек кесадильи. – Сама я очень люблю музыку и надеюсь, что мой ребенок тоже ее полюбит.

– Да, мы любим музыку, – честно ответила я, хотя подумала: «Кто же ее не любит?»

– А вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросил Эйден.

– На гитаре, немного. Хотя сейчас играть не слишком удобно. – Сиенна похлопала себя по животу.

Эйден спросил ее о любимых певцах и группах, а потом начал вспоминать те группы, которые мы любили в ее возрасте, и я внутренне сжалась. Он казался стариком, с которым ей не удастся найти общий язык. Она никогда не слышала ни о группах «Депеш Мод» или «Смитс», ни о Моррисси, но Эйден напел ей кое-какие куплеты, пытаясь убедить ее в том, какие классные у них песни, и вскоре она уже смеялась, а потом сама начала петь одну из песен Леди Гаги, пока не осознала, что на нас уже оглядываются клиенты, сидевшие за другими столиками. Она резко умолкла, и мы трое прыснули от смеха, а мне с трудом верилось в то, каким свободным и легким вдруг стало наше общение. Она мне действительно понравилась.

Поглощая закуски, мы поддерживали шутливый легкий разговор. Заметив, как Сиенна взяла последний кусочек кесадильи, мы с Эйденом обменялись взглядом: «Пора поднимать серьезные вопросы».

– У вас сейчас около семи месяцев, верно? – собравшись с духом, спросила я.

– Да, почти ровно тридцать недель, – ответила она, положив вилку, и смущенно призналась: – Я начинаю нервничать.

– Можете ли вы что-нибудь рассказать нам об отце ребенка? – спросил Эйден. – Его ведь, кажется, зовут Диллон? – Мне еще не приходилось слышать, чтобы он говорил с такой кроткой мягкостью.

Сиенна уставилась на пустую тарелку.

– Я… он… – с запинкой начала она и вздохнула. Подняв глаза, она посмотрела не на Эйдена, а на меня, и сказала: – Он оказался не таким, как я думала.

– Долго ли вы с ним встречались? – спросила я.

– Всего лишь месяц, – ответила она. – Но я была влюблена в него с девятого класса. Поначалу все шло очень хорошо, но потом он порвал со мной. Хотя, когда он зашел поговорить, я подумала, что, возможно, если бы мы занимались сексом… – Она вдруг осознала, что говорит слишком громко, и резко понизила голос. – Мне подумалось, что так я смогу его вернуть. Глупо, конечно. И я понимала это уже тогда. А еще глупее было не подумать, что можно залететь с первого раза. Но оказалось, можно.

С первого раза. Бедняжка.

– Правильно ли мы поняли, что Диллон согласен отказаться от своих родительских прав? – спросил Эйден.

– Более чем охотно, – подтвердила она. – Он не желает иметь к ней никакого отношения. Когда я сообщила ему о беременности, он заявил, что готов дать мне денег на аборт. И я почти согласилась… записалась на прием, и все такое, но потом вдруг поняла, что согласилась, только желая порадовать его. Как обычно. Но я испугалась, что если решусь на такой шаг, то могу испортить себе всю дальнейшую жизнь. Поэтому я отказалась, и мне пришлось рассказать матери, а Диллон ужасно разозлился, потому что моя мама сообщила его родителям и… в общем, ситуация сложилась чертовски неприятная.

– Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через это, – сказала я, искренне сочувствуя ей.

«Упаси меня боже от такого несчастья…» – подумала я. Нам придется, видимо, в какой-то момент встретиться с этим Диллоном. Подразумевают ли условия открытого удочерения то, что ребенок будет открыт для общения не только с матерью, но и с отцом? Я побоялась, однако, затрагивать сейчас эту тему. Мне не хотелось говорить ничего, что могло бы отпугнуть Сиенну.

– В любом случае, – заключила Сиенна, – Диллон стал бы таким же паршивым отцом, как мой собственный папаша. Я ненавижу их обоих. А мне хочется, чтобы моя малышка любила своего отца. – Она взглянула на Эйдена, и я не сомневалась, что она увидела в лице моего мужа то же, что видела я, – увидела человека, который умеет любить.

Эйден кивнул и откашлялся, и я поняла, что он слегка взволнован. Его щеки заметно порозовели.

– Давайте поговорим о наших ожиданиях – ваших и наших – вашего участия в жизни удочеренного ребенка, – восстановив спокойствие, предложил Эйден. – По-моему, важно разработать соглашение, которое устроило бы всех. Время может внести свои коррективы, но…

Он умолк, не договорив фразу, поскольку в этот момент я носком туфли коснулась его голени. Он удивленно взглянул на меня, а я перевела взгляд на Сиенну, и только тогда он заметил, что ее глаза наполнились слезами.

– Сиенна, что именно вас так огорчило? – подавшись к ней, мягко спросила я.

Она сняла очки и, положив их на стол, прижала пальцы к глазам. Мы с Эйденом переглянулись, и я в ожидании закусила губу. Наконец она опустила руки. Ее глаза покраснели.

– Я боюсь этого момента, – почти шепотом произнесла она.

– Чего же именно вы боитесь? – так же тихо спросила я.

– У моей мамы есть лучшая подруга. Ее зовут Джоан. Она все названивает мне и пишет письма на электронную почту, рассказывая, как восемнадцать лет назад она отказалась от своего ребенка и с тех пор так и не знает, что случилось с ним. Она пыталась найти его и не смогла, но она постоянно переживает за него и жалеет, что вообще отказалась… – Помедлив, Сиенна перевела дух. – В общем, она упорно отговаривает меня от отказа. Мама говорила ей, что это будет открытое удочерение, но Джоан заявляет, что вы можете надавать мне сейчас кучу обещаний, а потом, когда ребенок окажется у вас, забыть о них. И мне невыносима мысль о том, что я не смогу узнать, как живется моему ребенку, что я не смогу видеться с ней.

Мы с Эйденом обменялись взглядами, и я кивнула ему, предлагая объяснить ей нашу позицию.

– Именно поэтому, Сиенна, мы и заключим очень четкое соглашение, – пояснил он. – Тогда каждый из нас будет точно знать, что именно подразумевает наше открытое удочерение.

– Надеюсь, когда вы узнаете нас получше, то поймете, что мы не нарушим данных вам обещаний, – прибавила я.

Она не поднимала глаз от своей пустой тарелки. Одна большая слеза шлепнулась на стол, скатившись с ее ресниц.

– Как в идеале представляется вам общение с вашей дочерью? – спросила я.

Мне не верилось, что я сумела открыто задать вопрос, ответ на который страшил меня, видимо, так же, как ее.

Сиенна в задумчивости облизнула губы, потом взглянула на меня.

– Вы могли бы каждый месяц присылать мне ее фотографии? И смогу ли я видеть ее пару раз в год?

Неужели это все, чего она хочет?

– Безусловно.

– А она будет знать, что я ее мать? То есть что я ее родила?

– Естественно, – мгновенно ответил Эйден. – И знаете, что еще было бы здорово? – добавил он. – Вы можете при желании сделать для нее альбом с вашими фотографиями, то есть семейный альбом. Чтобы она могла хранить его среди своих сокровищ.