И Александр сдавался и объяснял ей грамматическое правило в сотый раз.

Позин, с его вечной склонностью к анализу, нередко задумывался о сути их отношений и не мог прийти к какому‑то определенному выводу.

Что‑то ее тянуло к нему, и это был не секс, поскольку в этом у нее недостатка не было. Ленка часто звонила ему просто так, чтобы поболтать о каких‑то пустяках. Наверное, она видела в нем какую‑то отдушину от своей безалаберной жизни — ей с ним было легко, он никогда ничего от нее не требовал и не напрягал.

Бывали и комические случаи. Однажды поздним ноябрьским вечером Ленка позвонила Позину в изрядном подпитии. Надо заметить, что пьяницей она не была, но выпить любила.

Ты один? Никого не ждешь? — торопливо спросила она.

Александр был один и никого не ждал.

Можно я к тебе приеду и останусь на ночь?

Валяй.

Позин расслышал в трубку мужские голоса и женский громкий смех. Тогда она снимала квартиру с подругой, которую он никогда не видел.

Ленка примчалась минут через двадцать. Войдя в переднюю и отдав Позину свою роскошную норковую шубу, она стала снимать сапоги, которые, к изумлению Позина, были одеты на босу ногу. Еще более потрясен был Позин, когда она стала трясти сапоги, из которых полетели на пол стодолларовые купюры, и через пару минут весь пол в передней был покрыт ими как весенней зеленой листвой.

На недоуменно–вопрошающий взгляд Позина она ответила:

К Машке приехал ее любимый с какими‑то непонятными хачиками. Рожи такие, что не только поимеют, но и грабанут запросто. Вот я тихонько бабки по сапогам и к тебе…

После этого случая она часто хранила у него деньги, причем деньги немалые. Зная его страсть к игре, она часто говорила:

Если проиграешься, будешь на мели, возьми, сколько надо.

Справедливости ради скажем, что Позин, будучи, по собственному мнению, джентльменом, никогда этим правом не пользовался. Для крайних случаев у него имелся безотказный Долонович.

На лето Ленка привозила к нему на хранение свои четыре шубы и изрядную коллекцию зимних и осенних сапог, что иногда ставило Позина в затруднительное положение перед его очередной пассией. На все вопросы Позин неизменно отвечал, что это вещи его любимой сестры.

На самом деле у него не было ни братьев, ни сестер, и в какой‑то момент Позин поймал себя на мысли, что стал относиться к Ленке как к непутевой младшей сестренке. И всегда ее сурово бранил, когда она влипала в дурацкие истории из‑за своего наивного и доброго нрава и безбашенного авантюризма. Ее обманывали и грабили и временные сожители, и фиктивные мужья, о чем она обычно рассказывала весело и без всякого сожаления о своих потерях.

И почему ко мне только одно говно липнет?

Видно, по судьбе нет мне нормального мужика, — говорила она, покачивая головой.

А как‑то утром за чаем нетипичным для себя серьезным тоном заявила:

Знаешь, Санька, ты ведь мой единственный друг на всей земле.

Позина немного смутил этот неожиданный пафос.

А ты у меня, — торопливо подыграл он.

Не бреши, — добродушно не согласилась Ленка, — вон у тебя сколько знакомых и все такие знаменитые…

Знакомых‑то много… — не стал возражать Позин. А сам подумал: «Знакомых и приятелей тучи. А вот друзей…» И тут же вспомнил Савелия.

У Александра Позина с юных лет была такая незамысловатая игра. В этой игре он примерял на себя и на хороших знакомых какие‑то другие профессии и роли и сочинял, как они себя в этих необычных ролях будут вести. Так, про себя он думал, что мог бы стать неплохим актером или режиссером, а так же профессиональным картежником–каталой.

Небезызвестный политолог Петропавловский виделся ему священнослужителем, причем любой религиозной конфессии. Долонович с его занудной страстью к точности и цифрам, странно сочетавшейся с завиральными идеями, легко мог бы стать крупным ученым. Щенников с его бородкой и дьявольской усмешкой — бывшим гангстером, ставшим крупным финансовым воротилой международного масштаба, Милена Богданович с ее прекрасным вкусом могла бы руководить каким‑нибудь домом высокой моды или же быть великолепной шпионкой.

А вот кем бы в этой жизни могла быть Ленка Шестакова?

Почему‑то ни в какой другой роли он свою подругу не мог себе представить: у нее не было никаких определенных устремлений.

Позин Ленку никогда не осуждал, в своем свободомыслии полагая, что проституция — такая же профессия, как и любая другая.

В диком русском капитализме неумолимо правил основной закон: есть спрос, появится и предложение, иными словами, если мужчины готовы платить за удовольствие, то всегда найдутся те, кто это удовольствие им доставит. И, собственно, что В этом такого дурного?

Как‑то на досуге, размышляя о причинах повсеместного распространения проституции в нашей стране, Позин пришел к выводу, что в этом впрямую повинна доступность телевидения, которое показывало красивую картинку и хорошо одетых, внешне счастливых людей, которые в большинстве своем несли ужасающую ахинею — что ведущие, что аудитория.

Смазливые девчонки из полуголодных маленьких российских городов и рабочих поселков каждый день на экране видели совершенно иной мир: конкурсы красоты, вручение каких‑то дурацких выигрышей, где все нарядные, шутят, поют и танцуют и получают какие‑то баснословные суммы. Этот мир, такой далекий от их повседневного существования, был каждый вечер совсем рядом. Казалось, только протяни руку. И он действительно притягивал и манил, чему противостоять был невозможно…

А что, в сущности, требовалось от этих девчонок и парней?

Самое распространенное в стране зрелище учило — займись любовью на виду у всей страны, обнажись физически или морально и тут же станешь знаменитым и обеспеченным.

Позин‑то понимал, какова истинная природа этого адского изобретения человечества, но эти простодушные и дикие девчонки не понимали. Они видели одно: тебе повезло — выиграла конкурс, лотерею, угадала ответы на какие‑то дурацкие вопросы — сорвала куш. Или тебе повезло — попала в постель к какой‑нибудь знаменитости — он тебя полюбил и будет спонсировать.

Телевидение утверждало иллюзорную легкость удачи, выжимая рейтинги, а народ, когда‑то веривший в Бога, теперь поклоняется Экрану, воспринимая все, что там показано и сказано, на уровне непреложных истин и руководства к действию.

Позин знал истинную цену этой грязной продажной кухни.

А девчонки видели только блеск и мишуру. Как же прорваться им в эту роскошную жизнь, которая где‑то есть, потому что ее показывают по телевизору? Ставка не так уж и высока. И они бросают на кон единственное, что у них есть, — привлекательность и свежесть.