Янагисава мечом полоснул по шее конного мятежника и почувствовал восторг, не сравнимый с тем, что он испытывал, выигрывая политические стычки.

Двое монахов в порванных оранжевых хитонах, развевающихся на ветру, припустили вниз по склону горы в сторону города.

— Задержать их! — просипел Янагисава.

Прежде чем воины успели выполнить приказ, из темноты вынырнул самурай в простом кимоно. Держа в правой руке длинный меч, в левой — короткий, он преградил монахам путь; те выставили против него копья. Завязалась драка. Янагисава с недоумением наблюдал за ней. «Кто это с таким опозданием присоединился к сражению?» Неизвестный зарубил одного из противников и, гонясь за другим, попал в полосу света. Янагисава узнал широкие плечи и размеренные изящные движения. Заморгав, он прошептал:

— Не может быть!

Ёрики Хосина прикончил второго монаха и побежал вверх по склону, оглядываясь по сторонам. Внезапно он увидел Янагисаву и замер. Шум битвы стих для них. Они не отрываясь смотрели друг на друга.

Хосина сделал пару неуверенных шагов к канцлеру. Тот, до крайности изумленный, едва ли осознавая, что творит, спешился и пошел навстречу. «Неужели страсть родила призрака?».

— Что ты делаешь здесь? — спросил Янагисава и, разглядев на лице синяки, оставленные его кулаками, понял, что перед ним живой человек.

— Я вернулся, — сказал Хосина.

Янагисава ощутил гнев и боль.

— Зачем? Чтобы опять дурачить меня или чтобы убить за то, что я унизил тебя на глазах у сослуживцев?

Канцлер перехватил рукоять меча, приготовившись к защите. Хосина молча покачал головой, бросил оружие и поднял руки в знак смирения.

— Я хотел еще раз увидеть вас, — сказал он, словно это было самой естественной причиной для прибытия на поле боя.

— Но ведь я приговорил тебя к смерти. Я могу тебя сейчас казнить, — ответил Янагисава, плохо улавливая смысл происходящего.

— Мне все равно. — Хосина, тяжело дыша, гордо распрямил плечи; по лицу струился пот. — Рядом с вами смерть не страшна.

Слова обескуражили Янагисаву, он прикрыл растерянность насмешкой:

— А зачем же тогда ты убежал из тюрьмы? У плахи и встретились бы.

— Это было единственной возможностью доказать, что я не такой мерзавец, как вы подумали. Это был единственный способ убедить вас, что я только хотел помочь вам.

Как Янагисаве хотелось поверить ёрики! Но он боялся, что Хосина вновь причинит ему боль.

— Довольно уловок! — бросил он. — Ты полагаешь, что сумеешь избежать смерти, растопив мои чувства. Ты слишком труслив, чтобы принять судьбу и умереть, как подобает самураю!

Хосина печально улыбнулся:

— Трус не вернулся бы. Интриган не стал бы разыгрывать битую карту. Я хочу искупить мое предательство и доказать вам мою любовь. — Хосина шагнул к Янагисаве. — Я хочу умереть ради вас.

Сердце канцлера дрогнуло.

— Обманщик! — Он нацелил меч на Хосину. — Я убью тебя!

— Сомневаюсь. — Подняв с земли оружие, ёрики вплотную подошел к Янагисаве. — Вы могли убить меня вчера, но даже не обнажили меча. Именно поэтому я сейчас с радостью ставлю на кон свою жизнь. Но прежде я помогу вам раскрыть дело и тем самым искуплю предательство. У меня есть улика.

— Что за улика?

— Убежав из тюрьмы, я спрятался у своего осведомителя…

— Ничего не хочу слушать! — Янагисава отступил и крепче стиснул рукоять меча.

Хосина сунул руку за пояс.

— Стоять! Не шевелись! — крикнул Янагисава, опасаясь, что ёрики достанет кинжал.

Хосина протянул ладонь Янагисаве:

— Помните это?

Янагисава, увидев монету с листом папоротника, кивнул.

— Я узнал, что это такое.

Канцлер не отреагировал. У ёрики от волнения заострилось лицо.

— Я понимаю, почему вы с подозрением относитесь ко мне, но, прошу вас, выслушайте меня. Потом решайте, можно ли простить меня за содеянное.

«Вместо того чтобы драпануть на край Японии, Хосина остался в Мияко, чтобы продолжить расследование! Он выполнил обещание, разузнал о таинственных монетах». Янагисава был смущен и потрясен. Тем не менее, держа марку, он заявил:

— Ты просто пытаешься манипулировать мной. Хосина поник, на лице обозначилась страшная усталость.

— Если вы действительно так думаете… — Он двинулся на Янагисаву.

Канцлер попятился и уперся спиной в массивную деревянную колонну. Хосина коснулся шеей кончика его меча.

— …так убейте меня. Я умру с чувством глубокого удовлетворения, я буду знать, что сделал все для человека, который мне дороже жизни.

Вид шеи, чуть не проколотой клинком, привел Янагисаву в благоговейный трепет. Ни один лжец не станет подобным образом доказывать свою правоту. Янагисава наконец поверил Хосине. И еще он понял, что может искупить собственный грех. Сатисабуро умер из-за любви к нему. Вместо того чтобы поступить правильно и честно, Янагисава фактически послал актера на казнь. Канцлер глубоко вдохнул. «Ах, где бы взять милосердие, чтобы простить, смелость, чтобы отбросить гордыню…».

Взгляд Хосины, исполненный веры пополам со страхом, придал Янагисаве решимости. Он шумно выдохнул и опустил меч. Лицо ёрики озарилось счастьем. Под победные клики с поля боя они обменялись взглядами, в которых были прощение и благодарность, любовь и страсть.

Они убрали оружие за пояса, встали рядом, наблюдая за битвой и не зная, о чем говорить. Хосина нарушил молчание:

— Можно я все-таки расскажу про монеты?

— Да, если хочешь. — Янагисава от радости совсем забыл про улику.

— Монеты отлил могущественный разбойничий клан Дазай, — сказал Хосина.

— Интересно, — отозвался Янагисава, хотя это ему было уже известно со слов Сано.

— Мой осведомитель, слуга одного из Дазай, сказал, что банда занимается сбытом краденых вещей. Обычно главарь берет товар у вора и сразу расплачивается. Но если вещь очень дорогая или редкая, он платит только после того, как находит покупателя. В этом случае он сначала дает вору вот такую монету. Дазай — бывшие самураи. У них есть чувство чести. Монета означает обещание заплатить или вернуть вещь.

— Получается, Левый министр Коноэ что-то продавал Дазай?

— Но деньги сразу не получал! Я спросил у осведомителя, по-прежнему ли вещи Коноэ у Дазай. Он ответил утвердительно. Я уговорил его пустить меня на склад, где хранятся ворованные вещи. Я видел, что они получили от Коноэ: старинные кимоно с золотыми хризантемами. Я их узнал, мне приходилось инспектировать императорские кладовые. Осведомитель сказал, что Коноэ приносил и другие вещи.

— Коноэ воровал из дворца? Но зачем? Разве ему не хватало жалованья?