Дней оказалось двенадцать. Только на рассвете двенадцатого дня они услышали долгожданные шумы большого порта. Где-то около полудня их контейнер качнулся, совершил короткий перелет и вскоре мелко затрясся, выбираясь из порта на плечах какого-то тягача.

— Господи, как все это обрыдло, — устало стукнулась головой о стену кудряшка. — И какого черта я ввязалась во всю эту историю? И чего мне не каталось на лыжах по светлому снежному склону? Чего не сиделось в номере люкс, с баром и кабельными каналами? Если нас не выпустят в ближайшие два часа, я повешусь.

Но Роксалана не повесилась — несмотря на то, что просидела в железном ящике еще целых двое суток.

Когда после остановки тягача загрохотали рычаги открывающихся дверей, Середин с Роксаланой просто не поверили ушам. А потом по глазам ударил такой ослепительный свет, что им обоим пришлось крепко зажмуриться и позволить кому-то взять себя под локти и аккуратно вывести из железной тюрьмы.

— Сумка! Мою сумку заберите! — предупредил Олег.

— Мы где? Это Новороссийск? — услышал он рядом голос девушки. — Почему так долго? Где папа?

— Сюда, пожалуйста, сюда. Осторожно, ступенька. Теперь сюда.

Падающий на веки свет ослаб. Олег приоткрыл глаза, стрельнул ими по сторонам…

— Электрическая сила! Какой сейчас год?

— Две тысячи пятьсот сорок шестой от пришествия Учителя.

— Очень содержательно…

— А что такое? — Роксалана зачем-то пригнула голову и тоже открыла глаза, восхищенно охнула: — Где мы? Это музей, да?

Они находились в зале размером с афинский храм Афины Паллады и сильно на него похожий: множество беломраморных стройных колонн, стоящих почти вплотную друг к другу, сверху — каменные балки. Поверх балок возвышалась деревянная арка, крытая чем-то разноцветным и полупрозрачным. Между колоннами, заменяя стены, колыхались тяжелые войлочные полотнища с яркими рисунками в виде драконов, свастик, мужчин — пухлых, как сытые младенцы и таких же розовых, — тощих аскетов в позе лотоса, неведомых птиц и зверей с горящими гривами. Пол состоял из плотно подогнанных пластин из кусочков зеленого и розового мрамора, малахита, яшмы, искрящегося полированного гранита. Все вместе они складывались в некую надпись — но иероглифов ведун не понимал. В самом конце зала на выстеленной коврами семиступенчатой пирамиде восседал Гаутама Просветленный — весь из золота, с красной, торчащей вверх косичкой и обращенной вперед правой ладонью, большой и указательный палец на которой были сложены в кольцо.

— Где моя сумка? — Ведун закрутил головой и отобрал у узкоглазого монаха в розовом тряпочном уттарасанге[8]свой баул. Дернул молнию, заглянул. Сабля лежала сверху, и он облегченно перевел дух: с оружием под рукой можно соваться хоть к тигру в пасть. Тут же спохватился, огляделся снова: их окружали пятеро щуплых и невысоких, узкоглазых служителей Будды в характерных, легко узнаваемых одеяниях. На вид — лет по шестнадцать, не больше. Как и освободившим пленников «спецназовцам». Середина кольнуло сильное сомнение относительно того, что храм построен где-то в районе Новороссийска. И вообще — в России. Разве только где-нибудь в калмыцких степях.

— Проходите, — чуть поклонился один из монахов. — Мы приготовили для вас умывание и обед.

— А где папа? — Кудряшка, похоже, продолжала пребывать в иллюзиях.

— Разве вы не желаете совершить омовение и отдохнуть с дороги? — повторил свое предложение монах.

— Может, он сейчас слишком занят? — предположил Олег. — Действительно, пойдем, отмоемся после приключений.

Монахи радостно проводили их за один из пологов — там находилась полностью отделанная яшмой комната с большими жаровнями, горящими по углам. От стенок к середине спускались ступени, уходящие под воду. Поверхность бассейна примерно пять на пять метров была полностью покрыта лепестками розы.

— Надеюсь, она хотя бы теплая. — Олег опустил сумку возле одной из жаровен, разделся и спустился вниз. — И правда теплая, Роксалана! Забирайся. Эй вы, красавцы, ступайте отсюда. Не видите, девушка стесняется?

— Тряпочка для мытья, — сообщил один из монахов, опуская на ступени большую матерчатую мочалку. — Сейчас для вас будет накрыт стол.

— Так что следует поторопиться, — сделал вывод Середин, подплывая к мочалке.

Роксалана разделась, вошла в бассейн, загребла ладонями лепестки:

— Ты смотри, как здорово! М-м-м, а как пахнут! Обязательно дома так же сделаю!

— У тебя дома такая же ванна?

— Пока нет. — Она толкнулась и поплыла на спине среди розовых лепестков. — Но кто мешает сделать? Надо папе показать, как приедет. Такое же хочу…

— Боюсь, на Урале столько яшмы уже не осталось.

— Ты думаешь, это настоящий камень? — рассмеялась девушка. — Обычные пластиковые панельки! Смотри, я сейчас сережкой царапну… Ой, не царапается…

— Смотри, она мылится! — провел Олег мочалкой по телу. — Надо же.

— Отойди от меня! Пены сейчас напустишь. А я поплавать в лепестках хочу… Ой, как хорошо. Первый раз со мной такое. И вода какая-то не такая. Не настоящая. Жасмином пахнет…

В купальню заглянули монахи. Забрали грязную одежду, вместо нее положили темно-коричневые полотнища, по паре вышитых войлочных сапожек с голенищами чуть выше щиколоток. И ушли. Сумку не тронули. Однако Середин все равно забеспокоился, хорошенько намылился с ног до головы, с размаху упал в воду, несколько раз нырнул, после чего вылез и начал одеваться.

— Неужели тебе не хочется понежиться еще? — блаженно поинтересовалась спутница.

— Надеюсь, это купание не последнее. — Олег покрутил перед собой фланелевый отрез, прикидывая, как нужно все это надевать, потом перекинул его через плечо, опоясался вынутым из сумки ремнем, расправил зажатый кусок спереди и сзади. Получилось нечто похожее на римскую тогу, только формата «мини». — Кстати, кудряшка. Горячую воду никто, похоже, добавлять не собирается, а эта уже остыла. Вылезай, простудишься.

— Какой ты… Совершенно не умеешь радоваться жизни. Ладно, мракобес. Иди сюда, спинку потри.

С нарядом Роксалана поступила куда проще, нежели Олег. Она в тряпочку просто завернулась, закрепив ее сбоку чуть выше груди, вставила ноги в сапожки и кротко предложила:

— Пошли?

Монахи ожидали их, восседая перед статуей Просветленного на покрытых арабской вязью молитвенных ковриках. Увидев Олега, все пятеро одновременно задохнулись от возмущения:

— Нельзя! Никак нельзя! С оружием здесь нельзя! Святое место! Нельзя! Нельзя! Священный храм, священная земля, священная гора, священно, священно…