Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не новость, — вздохнул Рукомойников. — Мы у себя, в НКВД, делали анализ развития ситуации после войны. Проигрывали различные сценарии. Ничего хорошего у нас не получалось. Самый оптимистичный сценарий — новая мировая война с «союзниками» через пять лет после окончания этой.
— А самый пессимистичный?
— Немедленно после капитуляции. Утром Гитлер капитулирует, а вечером вчерашние союзники объявляют нам войну, чтобы не дать СССР восстановить силы. Знаешь, где и когда они будут высаживаться со своим Вторым фронтом? На Балканах. Как только Красная Армия выйдет к государственным границам Союза ССР. Они договорятся с Гитлером. Тот отведет свои войска, а «союзники» войдут в коридор между Красной Армией и вермахтом. Все!
— И тогда Советский Союз останется в своих довоенных границах.
— Правильно! — Рукомойников радостно хлопнул товарища по плечу. — Соображаешь!
— Для чего же мы тогда воевали?
— Позволь этот вопрос оставить без ответа. Пусть руководство думает.
— А что думаешь ты?
— Какая разница? От меня мало что зависит. Мне приказывают — я исполняю. А думать — не моя работа. Ладно, пойдем дальше. Что там по ученым?
— Паша, американцы работают над созданием какой-то сверхмощной бомбы на ядерной энергии!
Рукомойников некоторое время молча смотрел на Штейна, как бы оценивая, говорить или нет. Придя к выводу о целесообразности откровенного разговора, он решил немного приоткрыть государственную тайну.
— Вот что, Олег, — Рукомойников подбирал слова. — Советский Союз тоже работает над созданием такой бомбы.
— Так это не фантастика? Не бред спятивших ученых?!
— Нет, Олег. Тут все серьезно. Атомный проект курирует лично Лаврентий Павлович Берия. Он отбирает лучших ученых, выбивает в Совнаркоме любые средства и фонды, лишь бы эта бомба была создала как можно скорее. В этом деле нельзя пренебрегать никакими средствами. Кто первый ее взорвет, тот и будет управлять миром. Вот такие дела.
— Паша! — Штейн затряс Рукомойникова за рукав. — Паша, у меня есть материалы по атомному проекту!
— У тебя?! — Рукомойников снова напустил на себя дурашливый вид и даже сдвинул шляпу набекрень. — Откуда? Вы что, с американским послом на пару ночами формулы чертите?
— Ты не смейся. Ты послушай! Полгода назад я вышел на некоего профессора Рикарда. До войны он считался одним из ведущих специалистов в мире по ядерной тематике. Он передал мне несколько документов, которые я переслал в Вашингтон. Так там, в Америке, их спецы взвыли от восторга! Это как раз то, что им надо.
— У тебя с ним хороший контакт?
— Вполне. Он передаст мне информацию и думает, что работает на американцев. Самое интересное, конечно, оставляет до своего приезда в Америку, но то, что он уже представил, было оценено нашими американскими друзьями очень высоко. Контакт с Рикардом на личном контроле Даллеса.
— И у тебя остались копии? — догадался Рукомойников.
— Ну конечно! Техника у американцев действительно на высоте. Я сделал микрофильмы. У меня есть целых четыре катушки с пленками.
— Отлично! — воодушевился чекист. — Великолепно! Превосходно! Готовь дырочки на погонах и для ордена. Лаврентий Павлович умеет ценить людей.
— Так ты у меня их заберешь?
— Зачем? — не понял Рукомойников. — Куда они мне?
— Ну не до конца же войны ты здесь. Рано или поздно вернешься домой. Во всяком случае — раньше меня.
— Не все так просто, Олег. Меня не за материалами по атомному проекту сюда прислали. У меня тут свои дела, и мне еще нужно будет проехать четыре страны, прежде чем я попаду домой. Поэтому пленки твои я не возьму. Доставляй их сам и получай награду.
— Ты что, спятил? Какую награду? Мне удалось так близко подобраться к самому Даллесу! Мне поручают проведение специальных операций! Ты что? Не понимаешь, что я очень высоко внедрился? Разве можно упускать такой шанс ради какой-то атомной бомбы?
— Ну, не какой-то, — сбавил тон Рукомойников. — Атомная бомба — это скипетр будущего владыки мира.
— Ты еще стихами заговори, — хмыкнул Штейн.
— Но и терять такой источник информации, как ты, мы не можем. Олег, пойми, я в самом деле не могу забрать у тебя эти пленки. Хотя бы по соображениям безопасности. Мы не можем подвергать их случайностям, а со мной тут всякое может произойти. Поэтому ищи другой канал для переправки.
— Красный Крест?
— Лучше на почту отнеси и бандеролью отправь: «Москва. НКВД СССР. Тов. Берия Л. П.». У тебя тут паренек такой шустрый работал…
— Неминен?
— Да. Где он теперь?
— Откуда я знаю? Наверное, все там же.
— Вот и попробуй через него.
— А если через наше торгпредство?
— Не выдумывай. Ни ты, ни я к нему подходить на километр не имеем права. Давай переправляй через твоего бывшего подопечного. Только предупреди его, чтобы сам шел в Смерш и сдавался. Никаких армейских и дивизионных разведотделов! А то его, чего доброго, свои кокнут. Главная его задача — сдаться именно Смершу и попасть на Лубянку. Оттуда я его вытащу, как вернусь.
— Как же он попадет на Лубянку? Его и там хлопнут. Если не при переходе линии фронта, то в прифронтовой полосе! Никто не станет с ним возиться и переправлять его в тыл.
— Единственно, что ему нужно знать, это — «НКВД СССР, Четвертое Управление». Будет доставлен как миленький. И он, и твои микрофильмы. У нас система налажена.
— А его не расстреляют? — обеспокоился Штейн.
— Вообще-то, могут, — согласился Рукомойников. — Зато пленки будут доставлены по назначению. Ладно, давай закапчивать. Сейчас твои орлы очухаются.
— Что ты с ними сделал?
— Не переживай. Живы они, здоровы. Вот только будут чувствовать себя как с глубокого похмелья. Ступай, тебе пора возвращаться в посольство, мистер Штейн.
— Паша, у меня к тебе последнее дело. Раз все так серьезно и работы по созданию атомной бомбы ведутся и у нас, и у них, то этот Рикард не должен попасть за океан.
Рукомойников улыбнулся.
— Я понял.
— Нет, ты не понял. У меня на руках документы на него. Ему уже два месяца назад предоставили гражданство, и Даллес настойчиво требует от меня его переправки в Штаты.
— Я понял, не волнуйся. Забудь про Рикарда.
— Как — «забудь»?
— Навсегда. Считай, что его больше нет.
— Тогда последний вопрос, — замялся Штейн.
— Давай, — кивнул Рукомойников. — Но только последний.
— Как там Головин?
Рукомойников понимающе улыбнулся.
— Старая любовь не ржавеет?