А то, что раньше не работал в разведке, — совсем не страшно. В общем, так оно и оказалось — Примаков очень органично влился в сложный коллектив Первого главного управления. По статусу ему было положено носить генеральские погоны, но Евгений Максимович от погон отказался — он был академиком, действительным членом Академии наук СССР, которую в разговорах между собой часто называли Большой (были ведь еще и малые академии: сельскохозяйственных, медицинских наук, потом появились различные общественные академии — информатизации, российской словесности, изучения проблем национальной безопасности, Петровская и Славянская академии и так далее), а академик — это нисколько не меньше генерала.

— И вообще, если бы я стал генералом, то никто бы даже не вспомнил, что я — академик, — смеялся Примаков, и был прав.

Параллельно он получил портфель первого заместителя председателя КГБ — временно, хотя поначалу решил от него отказаться. Но умные люди посоветовали:

— Не надо отказываться. Если согласишься быть первым замом, то никто через твою голову не будет совать свой нос в кадры разведки, внедрять своих ставленников и вообще вмешиваться в дела управления.

Совет был верный, и Примаков внял ему.

Через месяц разведку выделили из КГБ в самостоятельное звено, и она стала называться Центральной службой разведки — ЦСР, а когда большая страна распалась, вышел указ об образовании на базе ЦСР Службы внешней разведки, той самой, которая существует и ныне (СВР).

Примаков позвонил Ельцину — интересно было от первого лица узнать, что же будет дальше, — и этот вопрос, как потом признался сам Евгений Максимович, был для него «далеко не праздным».

— Это не телефонный разговор, — сказал ему Ельцин, — приезжайте, поговорим.

Примаков поехал к Ельцину. То, что сказал тот, было для Евгения Максимовича некой неприятной неожиданностью.

— Я вам доверяю, пусть у вас не будет на этот счет сомнений, — заявил Ельцин, — но в коллективе вашем к вам относятся по-разному.

Примаков ответил, даже не задумываясь:

— Знаете, Борис Николаевич, если б вы сказали, что не доверяете мне, разговор, естественно, на этом бы и закончился. Ни главе государства не нужен руководитель разведки, которому он не верит, ни службе, да и мне самому это абсолютно не нужно. Но меня задело то, что вас информировали о плохом отношении ко мне в самой разведке…

Ельцин ответил, что встретится с заместителями Примакова, переговорит с ними.

— Картина будет объективной, если вы встретитесь со всем руководством разведки, — сказал ему Примаков, — это сорок-пятьдесят человек.

На следующий день эта встреча состоялась. Выступило на ней двенадцать человек, все — за Примакова. Когда там же, в Ясенево, Ельцин, достав из кожаной папки указ, подписал его, то сказал:

— У меня был заготовлен указ и на другого человека, но фамилии его я не назову.

Примаков понял, что его спиной шла подковерная аппаратная борьба, а в окружении Ельцина есть настоящие мастера этой борьбы, чемпионы, но кому-то из «чемпионов», очень желавшему выиграть, на этот раз не повезло — он проиграл.

Провожая Ельцина к машине, Примаков сказал ему:

— Вы сняли с моих плеч огромный груз, проведя эту процедуру.

Ельцин ответил коротко:

— Я тоже кое-что понял.

Новая структура СВР — Служба внешней разведки, — во главе с новым (практически новым, месяц с небольшим работы — это срок, согласитесь, очень малый) директором начала действовать.

Первым заместителем к себе Примаков пригласил Шебаршина. Леонид Владимирович отказался. Потом этот отказ много раз обсуждался, Шебаршину задавали вопросы корреспонденты, интересовались друзья — почему отказался? — но факт остается фактом. Совершил он ошибку или нет — неведомо. Вполне возможно, согласись он на предложение Примакова, жизнь его сложилась бы по-другому. Но она сложилась так, как сложилась.

Вообще, надо заметить, что многих в коллективе разведки Примаков знал до своего прихода, со многими учился в Институте востоковедения, — В. А. Кирпиченко, В. П. Зайцева, В. И. Гургенова, В. И. Трубникова и других — об этом он потом довольно подробно написал в книге «Годы в большой политике».

Хорошо отозвался Примаков и о полковнике В. М. Рожкове, ставшем причиной ухода Шебаршина из разведки.

Примаков переместил его с поста первого заместителя на ту же должность, только без приставки «первый», и Рожков с предложением согласился…

Через несколько лет он поехал в командировку в Бонн, уже в звании генерал-лейтенанта, и там скоропостижно скончался.

Об СВР Примаков впоследствии написал, что в службе «сосредоточен цвет офицерского корпуса. В большинстве это интеллигентные, образованные люди, многие из них знают несколько иностранных языков, государственники по своему призванию и профессии. В то же время ряд сотрудников были дезориентированы происходящими переменами, в том числе и разделением на части Комитета государственной безопасности, в котором прослужили уже не один год, а некоторые — и не один десяток лет.

Не хочу противопоставлять ПГУ остальным подразделениям КГБ — большинство сотрудников комитета тоже профессионалы, честные, патриотично настроенные офицеры. Но ПГУ как-то выделялось, стояло чуть-чуть особняком, в том числе по своим функциям. Это проявлялось не только в том, что успехи у ПГУ были, возможно, даже несколько большими, чем у некоторых других главных управлений, во всяком случае, осязаемее. Но и ключевые кадры в руководстве КГБ тоже, особенно при В. А. Крючкове, рекрутировались из ПГУ», поскольку сам Крючков почти двадцать лет возглавлял эту структуру и хорошо знал деловые качества этих сотрудников.

Но были в ПГУ и другие люди — Примаков очень интересно рассказывает о них, изнутри вскрывая их психологию, мотивы, которые заставили этих людей сделать в жизни разворот, скажем так, в противоположную сторону и стать преступниками, врагами.

Это предатели. О предателях много говорил и писал Шебаршин.

Их Примаков делит на две категории: так называемые «добровольные заявители» (как правило, эти люди переходят на сторону противника добровольно — как генерал Поляков, шеф нашей военной разведки в Индии, о котором уже шла речь) и «завербованные» — те, кого взяла на крючок иностранная разведка и заставила работать на себя. Самые опасные из них — «кроты», действующие сотрудники советской разведки (каковым был, к примеру, Кузичкин, работающий за рубежом в подчинении Шебаршина).

Есть и другие завербованные — от крупных ученых до домохозяек, согласившиеся работать на противника, как правило, за деньги либо ценные подарки, вещи, которых в советскую пору не было у нас, но были в Штатах или в Англии.

Очень примерной фигурой из числа «добровольных заявителей» был заместитель начальника одного из отделов ПГУ полковник Кулак. В прошлом — фронтовик, очень неплохо воевавший. В годы войны получил звание Героя Советского Союза.