наши дни» – центральная работа О. В. Ломан; главный труд жизни, достойный образец автобиографической прозы – она изучала редкие архивные источники, коллекционировала письма и воспоминания о литераторе-издателе-охотнике-игроке, собирала по крупицам принадлежавшие ему вещи для пополнения музейной коллекции. Чего стоит лишь история с обитым сафьяном некрасовским креслом, которое ей не слишком любезно вручили наследники умершей Щепкиной-Куперник – креслом, с которым О. В. Ломан оказалась одна на улице! Итак, год 1954-й: «Я спешу в Москву, на Тверской бульвар с „тарной тканью“ и веревками. Прихожу в квартиру, заставленную старинной мебелью, завешенную портретами, картинами. Пытаюсь получить еще что-либо для музея, но со стороны наследников последовал суровый отпор: „Завещано только одно кресло, да и то на словах. Получайте его, и как можно скорее!“ Я оказываюсь в выходной, в воскресенье, на улицах Москвы одна, с креслом Некрасова…»[136]. С немалыми трудностями кресло было-таки доставлено в Ленинград на Литейный, 36 и помещено в мемориальный кабинет своего бывшего владельца.* * *

Книга О. В. Ломан не переиздавалась около пятидесяти лет, и вот вновь выпущена в 2021-м к юбилею Некрасова: издание расширено и дополнено. Помимо известного исследования «Некрасов в Петербурге» (1985), в сборник вошли статьи «Зинаида Николаевна Некрасова – жена и друг поэта» (1978; первая публикация в издательстве «Наука»), «Некрасов – создатель школы в селе Абакумцеве», не публиковавшиеся до сего времени письма Корнея Чуковского, адресованные Ольге Ломан (переписка возникла во время создания музея), а также новый Путеводитель по некрасовским адресам Петербурга. С него-то и начнем: поехали!

* * *

От жутких «петербургских углов», как называл Некрасов свои «королевские покои» на окраинах, где ютились бедняки и нищие, – через респектабельный центр императорского Санкт-Петербурга – до все обращающего в прах Новодевичьего… Итак: Ямская улица (ныне улица Достоевского) – именно с нее началось знакомство молодого Николая Некрасова с Петербургом в июле 1838-го; далее же просто пройдемся по списку, ибо все подробности в книге, а «объем данной статьи не позволяет…». Вот некрасовские пароли и явки: Московская часть, Разъезжая улица, дом Головкиной (ныне Разъезжая улица, 24/26); Васильевский остров (нижний этаж…); Рождественская часть, 6 квартал, дом купца Трофимова у Малоохтинского перевоза (ныне Синопская набережная, не сохранился); Императорский Санкт-Петербургский университет (Университетская набережная, 7–9); Сенная площадь, Александринский театр (ныне Площадь Островского, 6); Книжная лавка и библиотека для чтения А. Ф. Смирдина (ныне Невский проспект, 22); Свечной переулок, дом купца Щанкина, близ Лиговского канала (ныне Свечной переулок, 18/20); угол Невского проспекта и Владимирской улицы, дом генерала Осоргина (ныне Невский проспект, 49); Садовая улица, Императорская публичная библиотека (ныне Садовая улица, 18); Поварской переулок, Дом Тулубьева (ныне Поварской переулок, 13); Невский проспект, Дом Лопатина, или Литературный дом (ныне Невский проспект, 68); Набережная реки Фонтанки, угол Итальянской улицы, Дом княгини Урусовой (ныне Набережная реки Фонтанки, 19); Малая Конюшенная улица, Дом Имзена (ныне Малая Конюшенная улица, 10); Английский клуб, Дом Демидова на Набережной реки Мойки между Красным и Синим мостом (ныне Набережная реки Мойки, 6); Ресторан «Дюссо» (ныне Большая Морская улица, 10); Дом Департамента уделов – Дом Пашкова (ныне Литейный проспект, 37); Литейный проспект, 36 (ныне музей-квартира Некрасова); Новодевичье кладбище при Воскресенском Новодевичьем монастыре (ныне Московский проспект, 100).

* * *

За всеми этими адресами – жизнь человека, полная борьбы и разочарований, лишенного наследства провинциала, мечтавшего стать поэтом и «покорить Петербург» – и покорившего. Человека, поклявшегося себе разбогатеть – и разбогатевшего, и ставшего знаменитым, – барина, страдающего от жесточайших приступов проклятой «русской хандры», которую следовало б лечить не кровавой охотой и картами (карты, впрочем, наименьшее зло: Некрасову жутко, просто невероятно везло), а антидепрессантами-психотерапией, живи он в наши дни.

Ольга Ломан отмечает в работе «Некрасов в Петербурге», что литератор ни в голодной молодости, ни в зрелые – сытые – годы «словно не замечал красоты этого удивительного города. Он, нашедший такие сочные краски для изображения полей и лугов, лесов и рек, не воспел гармонию классических ансамблей столицы, ее волшебные белые ночи, не остановил своего читателя у Стрелки Васильевского острова, чтобы показать ему открывающуюся отсюда величественную панораму Северной Пальмиры. […] Иногда не было даже чернил. Сохранился рассказ о том, как однажды юноша соскоблил ваксу с худых своих сапог, развел водой, этим подобием чернил написал очерк и снес его в редакцию; полученный гонорар спас его от голодной смерти». Исследователь ведет читателя по основным вехам некрасовской траектории, повествуя о том, как в шестнадцать лет юноша лишился отцовской поддержки, как в дальнейшем фактически уничтожил тираж своей первой стихотворной книжки «Мечты и звуки», не поступил в университет и чудовищно много работал. Не стал он посещать лекции в петербургском университете даже как вольнослушатель: «Учиться и зарабатывать хлеб трудно, и я бросил». Литературная поденщина изматывала, но ничего другого не оставалось. Шаг за шагом – и вот Некрасов уже публикует свои фельетоны в петербургской «Литературной газете», посещает театр (галерка!) да сочиняет простоватые водевили, пытается писать рецензии, хотя недостаток образования мешает: «Разбирать приходилось всякие книги, какие только попадались под руки, не одни художественные, но подчас и самые ученые… Выручала Публичная библиотека. Пойдешь туда, поднимешь всю ученость по предмету книги, ну и ничего, сходило с рук» (рассказ Н. А. Некрасова со слов А. М. Скабичевского).

* * *

Ольга Ломан последовательно ведет читателя по некрасовскому пути – по сути, она почти безоценочна, да и констатация фактов в данном случае важнее эмоций автора. Вместе с ее описаниями мы погружаемся в мир «Современника», в мир отношений Некрасова с Авдотьей Панаевой (дамой сердца и по совместительству соавтором второго некрасовского романа «Мертвое озеро»), узнаем, с кем он общался и о чем, возможно, мечтал или сожалел… Красной нитью проходит в книге его успешная издательская деятельность, выпуск журналов, – та самая «коммерческая жилка» вкупе с литературными способностями сделала свое дело: нищий разбогател, но с явным трудом сидел на двух стульях. Крестьянская тема и все, с нею связанное, не давала покоя барину до конца дней.

* * *

В статье «Зинаида Николаевна Некрасова – жена и друг поэта», которой дополняется книга, систематизируются опубликованные ранее материалы, а также вводятся в научный оборот новые. Описанная Ольгой Ломан история отношений Некрасова с совсем молоденькой Феклушей Викторовой, переименованной им впоследствии почему-то в Зину, – возможно, образец той самой безусловной любви, о которой пишут порой в романах; кстати, от наследства после смерти супруга Фекла-Зинаида откажется и остаток дней проведет одна, хотя все могло сложиться иначе… Впрочем, могло ли? Да и зачем? Какими мерками мерить.

* * *

В статье «Некрасов – создатель школы в