Она надолго отгородилась от всех глухой стеной горя, пряча за ней и детей. Они втроем заперлись на даче, неохотно встречая даже пытавшуюся прорваться к ним Лялю. Маринка за эти недели повзрослела, а Кит, разом почувствовав свою мужскую ответственность за мать и сестру, перестал показывать характер. Она была уверена, что им было комфортно в этой крепости. В город выезжать не хотелось. Как-то раз Маринка робко заикнулась, что нужно бы проверить квартиру, взять теплые вещи – лето катилось к осени и вечерами становилось по-настоящему холодно. Галина, представив, как открывает входную дверь городского жилища, тут же впала в истерику. До этого момента она плакала только два раза – сообщая страшную новость сестре и тетушке. Перепугавшиеся дети хотели вызывать неотложку, но она сумела взять себя в руки. Вещи привезла Ляля, они же с Соколовым, как она узнала позже, привели квартиру в порядок.

Ляля упорно звонила каждый день, сообщая новости. Галина же, еле сдерживаясь, чтобы грубо не оборвать ее, вполуха слушала, думая о своем. Ей было все равно, найдут ли настоящего убийцу ее родных или нет. Ей было глубоко наплевать на нового родственника или на двух, сколько их еще там! На проклятое наследство, на побрякушки, из-за которых они с детьми осиротели. Она даже обижалась на Ляльку, ей казалось, что сестрица не понимает до конца, что произошло. Боль потери съедала ее изнутри, мешая спать по ночам. Она злилась на всех сразу и наконец стала замечать, что от нее шарахаются дети.

В тот день Лялька приехала уже под вечер, с Кириллом в качестве водителя. Она решительно отодвинула от калитки не захотевшую пропускать их на территорию дачи Галину, взяла ее за руку и увела в дом. Этот разговор Галина будет помнить всю жизнь, потому что именно тогда Лялька жестко вернула ее в действительность. «Ты – Печенкина, Галя! В тебе бабушкина кровь! Послушай, сколько горя пришлось хлебнуть нашим женщинам в роду! Ты просто выслушай историю этого, как ты говоришь, проклятого наследства. Да не в деньгах же дело, пойми! И не в самих украшениях. Наши предки хотели, чтобы мы в жизни стояли друг за друга стеной! При любых обстоятельствах! Ты вот себя жалеешь. Злишься на всех. Уже твои дети не знают, как с тобой общаться, срываешься и на них! А я тебе одно скажу – в нашем роду всем досталось горя! Полной мерой отмеряно каждой сестре и их детям! Зоя с мужем погибли в Дахау, в полной безвестности, что с их единственным сыном. Слава богу, он выжил! Антонина умерла в родах, оставив новорожденного сына на чужую женщину. Анастасия умерла в блокаду от истощения, отдавая свой хлеб чужому ребенку. Твоей бабушке Наталье тоже выпало немало испытаний – в тридцатые деда арестовали, лишили звания, а погиб он на войне. Может быть, самая благополучно сложившаяся судьба у моей бабушки Елены. Но, насколько ее помню я, она прожила жизнь без любви и уважения близких, и у нее никогда не было друзей. Да и я ее помню только как очень холодного человека. Сейчас я понимаю, что она была просто несчастна, скрывая за маской равнодушия свою боль. Но заметь, ни при каких бедах, ни при каких испытаниях ни одна из сестер Печенкиных не сломалась! Твоя мама тоже рано потеряла мужа. Но не озлобилась, не отгородилась от мира. У нее была ты! Про меня тебе напомнить? Про то, скольких близких потеряла я? Кто был рядом со мной? Ты и твоя мама! Именно вы не дали мне замкнуться в себе. Да, родная, ты лишилась надежного мужчины и любимой мамы в один день. Но твои дети в этот же день потеряли отца и бабушку. Как им жить дальше, если и ты отвернешься от них? Что ты сейчас делаешь с ними, упиваясь в одиночку своей бедой?»

Она тогда сидела перед расхаживающей по тесной кухне Лялькой, словно придавленная тяжестью ее обвинений. Нет, Лялька не жалела ее, она била по самому больному. Как поняла Галина позже, правильно.

«Давай, Голованова, приходи в себя! – закончила она устало. – Или ты вылезаешь из своей скорлупы сейчас, немедленно, и возвращаешься к нам, или тебе придется всю оставшуюся жизнь провести в одиночестве. Нет, дети тебя не оставят. Но ты сделаешь их жизнь невыносимо тяжелой рядом с душевно опустошенной матерью. Ты сейчас мне можешь не поверить, но тебе еще придется подставлять плечо им, более слабым! А на это, дорогая, нужны силы!»

Тут она испугалась. За них, сына и дочь, которые с надеждой смотрели на нее полными слез глазами.

Они тогда втроем провожали Ляльку с Кириллом до машины, держа друг друга за руки. «Готовься, Галка, к большому приему. Я уже сдерживаю, как могу, всех желающих обнять тебя. Не знаю, дошло до тебя, что у нас в клане прибавилось родственников, или нет? Но и братец, и дядюшка рвутся к тебе. Давай назначай день и час, когда мы сможем приехать сюда всей толпой. Звони, не затягивай. Скоро они уезжают! Кстати, будут тебе и сюрпризы!»

Она тогда решила все сразу, позвонив Ляльке, когда еще та не успела доехать до города…

Галина вышла в сад. У ворот остановился незнакомый джип. Дверь со стороны пассажира открылась, и наружу выпрыгнула Лялька.

– Галка, открывай, пусти наш корабль в гавань.

Галина поспешила к воротам.

– Соколов, ты зачем купил эту громадину? – Она дождалась, пока неповоротливая машина припаркуется на примятой траве.

– Это наш зятек его уговорил. Сказал, большому животу нужно подходящее вместилище, и составил протекцию в автомобильном магазине.

– Ну-ну. А сам-то он будет?

– Спрашиваешь! Когда это он пропускал наши «стрелки»? Знакомься, Галка, наш брат Леон Сергеев, – представила Ляля Галине невысокого худощавого мужчину, легко спрыгнувшего с подножки автомобиля.

Леон пожал протянутую Галиной руку. Он напряженно вглядывался в ее лицо, словно пытаясь понять, рада ли она его приезду.

– Я рада, Леон, что у нас наконец появился брат. А то из поколения в поколение одни девчонки! – улыбнулась Галина.

– Нет, погоди! У нас с тобой по сыну, забыла? Кстати, где мои племянники?

– За хлебом отправились в деревню, за тем самым, из пекарни.

– Здорово! Саша, доставай мясо, его нужно пока отнести в прохладное место.

Саша и Леон принялись вытаскивать из багажника пакеты и пластиковые контейнеры с едой.

– Ты зачем набрала всякой ерунды? Есть будем, как обычно, молодую картошку и хлеб. А пирожки еще! Там два таза огромных!

– Галя, ты просто не представляешь, сколько сейчас народу понаедет вслед за нами! Нужно всех сосчитать. Вас трое, нас трое. Шесть. Марго с Гришкой. Кирилл с Катей. Десять. Дашка с Бориным и Ленькой.

– Стоп, Ляля! Как это Дашка с Бориным? Со следователем, я не ошибаюсь? А Ленька кто?

– Хорошо ж ты меня слушала, Голованова, когда я тебе по телефону все докладывала! – Ляля с упреком и жалостью посмотрела на нее. – Они уже давно вместе, считай, с первого дня!

– А Ленька??? Не может быть…

– Да, Галюнь, Дашкин сын! Ленечка, только подросший немного. Вот тебе первый сюрприз!

– Когда ты сказала, что Шерман жив, я как-то про Леню даже не подумала. Боже мой, как же Дашка… вот Шерман гад, убила бы!