Ида на своей машине доставила Катю в отдел, когда план «Вулкан» вовсю уже был в действии. За пультом царил и раздавал указания знакомый Кате дежурный, ему первому она и рассказала о приметах нападавшего. Дежурный тут же доложил подполковнику Поливанову, вызвал оперативников, эксперта, и Катя отправилась с ними составлять словесный портрет и фоторобот киллера. Это заняло немало времени. Было уже почти три часа ночи, когда с поста ДПС, расположенного на повороте у железнодорожного переезда, сообщили о прорыве через выставленный на шоссе заслон. Инспектор ДПС пытался остановить для досмотра джип, но из салона загремели пистолетные выстрелы. Инспектор был легко ранен, он дал вдогонку по джипу очередь из автомата, но машина на высокой скорости направилась к городу.

На место нового ЧП выехал подполковник Поливанов, сотрудники уголовного розыска, сюда же прибыл на своем «самоделе» и Роман Шапкин. Район был блокирован, начался новый виток преследования.

Когда фоторобот нападавшего был уже практически закончен и Катя с уверенностью сказала эксперту: «Да, это он, похож», в отдел пришло известие о том, что поисковая группа во главе с Шапкиным и Поливановым обнаружила в районе Юбилейного брошенный джип. Автоматная очередь инспектора ДПС пробила переднее колесо и бензобак. Машина была не на ходу, поэтому ее и бросили посреди дороги. В салоне и возле машины были найдены следы свежей крови. Тот, кто управлял джипом, очевидно, был ранен – автоматная очередь достигла своей цели.

– Ну, теперь далеко не уйдет, – объявил Кате оперативник, с которым они столько мучились, составляя портрет, – теперь возьмут. Дерзкий, гад. Хорошо, хоть там, в пансионате, все живы остались. Вы-то как сами?

– Я ничего, но спина болит, он меня так там, в коридоре, приложил. – Катя старалась не подавать вида, что ей больно.

– У нас тут медпункт во дворе, сестра дежурит, пойдемте, я вас отведу, мазью какой-нибудь смажет или укол сделает.

– Только без уколов, – Катя поежилась. – Если можно, чаю горячего мне и моей спутнице. Кстати, а где она?

– Она тут была, – ответил помощник дежурного. – Все о Романе Васильевиче каждую минуту справлялась. Нервная дамочка. Мы уж ее успокаивали – ничего, мол, с товарищем Шапкиным не случится, он человек опытный, на рожон не привык лезть, а она… Уж хотели валерьянки ей плеснуть, такая она вся неспокойная. Но от валерьянки она отказалась, как и вы от укола. Я посоветовал ей домой в пансионат ехать – чего тут торчать, только взвинчивать себя напрасно. Ну, она села на машину и укатила. Насчет вас тоже беспокоилась, я сказал, что мы вас потом, как все тут закончим, отвезем сами.

– Ну и ладно. – Катя была рада, что все вышло именно так. Возиться с Идой, успокаивать ее сейчас ей было недосуг. «Неужели она влюбилась в Шапкина? – подумала она машинально, слушая переговоры дежурного с сотрудниками, занятыми проческой района Юбилейного. – Похоже на то. Ведь сама же его вечером в отеле ждала, а потом у себя оставила. Вот нате вам, сердце женское – воск, строила из себя этакую диву сороковых годов, а попался настоящий мужик, и…»

Во дворе отдела послышался лай служебных овчарок – это спешно прибывали так называемые «приданные силы». Ночь обещала быть памятной и громкой в оперативном плане.

Так думалось Кате, так полагали и все поставленные под ружье сотрудники Двуреченского отдела милиции. Но все случилось совершенно иначе.

Выстрел разорвал предрассветную тишину, эхом отозвался над рекой. Его услышали сквозь сон обитатели «поплавков» – кому-то показалось, что это гром, гроза осенняя, редкое явление природы, кому-то представилось все взорванной петардой (в честь каких только это праздников салюты?).

Пара бродячих псов выскочила из подворотни, унеслась прочь от греха подальше.

На «поплавке» в жилище Тамарки Трехсвятской – матери Насти ночь напролет бражничали гости: подруги – безмужние, бедовые бабенки и кореша – все местные «поплавковые», сильно пьющие. Они слыхали выстрел, но никто из них и ухом не повел, не полюбопытствовал, не вышел, не оторвался от стола с самогонкой. Мало ли что там, пусть себе палят на здоровье, в городе в последнее время и так все вверх дном, одним выстрелом больше, одним меньше…

Выстрел слышал и милицейский патруль, занятый проческой речного берега. Патрульные вместе с участковым Толстиковым – тем самым старлеем, некогда столь бдительно задержавшим Катю и Анфису, сразу же доложили Шапкину, что вот только что, мол… определяем направление – то ли стреляли на улице Доватора, то ли с Сухого переулка… Предрассветный туман – вещь обманчивая, глушит все звуки, искажает представление о расстоянии, о месте, о дальности. Колебания участкового Толстикова длились несколько секунд. Он не привык долго рассусоливать и ринулся в сторону Сухого переулка.

Пара бродячих псов – тех самых, спугнутых с помойки, – едва не сбила его с ног.

В темной арке, делящей и одновременно соединяющей две сталинских шестиэтажки, возведенных в Сухом переулке после войны для сотрудников горкома партии, прокуратуры и отдела госбезопасности, послышались шаркающие, неуверенные шаги.

В проеме показался человек, он держался за стену. Куртка и брюки цвета хаки, левая штанина в крови. Толстиков вскинул пистолет:

– Стоять! Руки!

Человек дернулся и начал сползать вниз, на мостовую. Раненый Игорь Хохлов, которого умчали в больницу, непременно узнал бы этого человека. И Катя узнала бы, несмотря на то, что их встреча в коридоре отеля длилась секунды.

Держа пистолет наготове, Толстиков приблизился. Оружия у подозреваемого в руках нет, а кровь не только внизу на брюках, расстегнутая куртка и футболка цвета хаки на груди тоже сплошь залиты – словно красной краской щедро плеснули.

– Эй, – участковый Толстиков наклонился к упавшему.

Тот снова дернулся, лицо его исказилось. Щеки побагровели, на лбу вздулась жила. Он попытался приподняться, но сил уже хватило лишь на то, чтобы стиснуть руку в кулак.

– Убью, – прохрипел он в лицо малость оробевшему участковому Толстикову, который в отличие от Кати и Хохлова видел его впервые в жизни. – Сука, доберусь до тебя, убью… у-у-уб…

На его губах вздулся кровавый пузырь и лопнул, гася последнее дыхание.

Кате пришлось участвовать в опознании. В Сухой переулок подогнали обшарпанную «труповозку», и вот там Катя, доставленная из отдела на машине, внимательно вглядевшись в черты чужого лица, сказала: «Да, это он». Фоторобот, который они с оперативниками и экспертом составляли практически полночи, не потребовался. Впрочем, так часто и бывает в работе: на результат влияет не труд, не затраченные усилия, а некая непредвиденная случайность. Например такая, как одиночный выстрел.

Про выстрел в Сухом переулке Катя услышала по дороге на опознание. Но поначалу то ли в горячке, то ли от пережитого не придала этому важному факту значения. Она вглядывалась в ЕГО мертвое лицо, видела джип, коробку с пивом, сигарету, залихватски вставленную в уголок рта, его модную куртку и бейсболку, кокетливую улыбку той брюнетки-аптекарши – забавную картинку из жизни незнакомого города Двуреченска, подсмотренную в день приезда. Забавную картинку – и только. А потом все заслонило собой настоящее немое кино: коридор отеля, и тот же самый человек, смахивающий на загнанного зверя, дуло пистолета, жестокий удар, боль… Выстрелу в Сухом переулке в этих картинах как бы и места не было. Ведь в пылу погони по задержанному стреляли и на посту ДПС. Автоматная очередь попала в цель.