Там другие солдаты счищают лопатами глину и камни с носилок, держат несколько секунд носилки в наклонном положении, чтобы их омыл потоп, и затем солдаты возвращаются.

В двадцати метрах от нас, позади, стоит высокий треножник с заостренными ножками, хорошо и глубоко воткнутыми в землю. Смонтированный на нем теодолит, покрытый чехлом, кажется странной головой шута, который хотел бы напугать бурю и не может.

А часы идут тяжело, как будто они свинцовые, вечер приближается быстрыми шагами, ночь падает на нас торопливо, а вход в тоннель еще далеко, и признаков того, что стихия уляжется, нет. И мы продолжаем копать дальше в сторону тоннеля, а капитан бегает вдоль всего фронта работ и кричит: «Вы дошли до бетона?» Но мы не дошли до бетона, крылья тоннеля еще далеко, под берегом, который «поплыл» вниз, а сквозь ливень, который низвергается на нас, кто-то кричит: «Мы точно здесь помрем!»

Но мы не помрем! Мы станем героями! Мы поднимем нашу страну до недосягаемых вершин прогресса и цивилизации; наши дети будут жить в домах мира и носить изысканные одежды; наши жизни будут полны любви и изобилия, фрукты и цветы украсят наши столы; парады, каких еще никто никогда не видел, будут проходить по праздникам, и приветствия, каких еще не слышали, зазвучат, прославляя наших руководителей в мире достойном и свободном, в котором пролетариат окончательно победил рабство труда.

Тогда солнце социализма загорится победоносно, его свет, вспыхнув на одном конце света, мгновенно зажжется и на другом его конце, оно прогонит ночь рабства, красные звезды заблестят на наших лбах, мы будем пить вино победы и будем есть хлеб свободы. Души тех, кто погиб, выйдут из мрака вечности, ладан военных хоров освятит поломанные кости мучеников, которые отдали жизни во имя справедливого и братского мира, их статуи поставят на площадях и в парках. Они не будут забыты, и вечный огонь будет гореть на их могилах.

Сейчас еще идет болезненный процесс нашего становления, но мы сознаем, насколько важна «роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (Маркс). Дарвин нам показывает, что тысячи лет наши предки, которыми были шимпанзе, имели тело, покрытое волосами, заостренные уши и жили стаями на деревьях. Потом они слезли с деревьев, спустились на землю и познали труд. И только труд преобразовал их в людей. «И будучи людьми, научившись есть все, что съедобно, точно так же мы научились жить, приспосабливаться и выживать в любом климате, каким бы суровым он ни был» (Маркс).

Копай, солдат! Приспосабливайся!

Сейчас уже стемнело, и чтобы видеть что-то в окуляре зрительной трубы теодолита, надо приспособить глаз к слабому свету огней на проспекте, который едва доходит до нас. А фронт продвигается вперед вопреки непогоде, лопата за лопатой, сантиметр за сантиметром, в то время как теодолит остается по-прежнему неподвижен на треножнике позади нас.

Ветер яростно бьется наверху, в небесной тверди, и свистит в строительных лесах, потом снова бросается с гневом на нас, хлещет нам в глаза новыми порциями водяной стихии, ослепляя нас, завывая от злости, что мы осмелились вступить в его царство, туда, где хозяева – только он и буря. Чтобы он не свалил нас на землю, мы поворачиваемся к нему боком и разбиваем левым плечом его волну, как нос корабля разбивает волну взбесившегося моря.

Капитан снова идет к теодолиту, долго смотрит в окуляр, привязывает чехол на место, подходит к нам, махая руками под дождевыми потоками, текущими по нему, и кричит: «Мы отклонились от направления, но не намного. Тоннель – на десять градусов правее».

– Правее! – кричу я.

– Правее! – кричат сержанты.

– Правее! Правее! – кричат солдаты.

И мы возобновляем работу. Темнота охватывает нас целиком, а ноги цепенеют. Ураган поднимается за тучи, роется там – в амбарах зимы, открывает чуланы с градом и бросает на нас снег и воду. И под лаповицей[67], в которой мы захлебываемся, происходит чудо! Устав от сопротивления, стихия выдыхается, отступает. Где-то в середине фронта, чья-то лопата ударяет с пронзительным скрежетом во что-то твердое, и солдаты останавливаются, глядя с надеждой в том направлении – так потерпевшие кораблекрушение и затерянные в пустыне океана всматриваются в горизонт, отыскивая там спасительный пароход. Время застывает на месте, тучи, потерпев поражение, убегают на юг. В ночи возникает суматоха.

Кто-то просит фонарь, и я спешу туда с зажженным фонарем. И то, что сначала было неясно, становится уверенностью. Один солдат ударяет еще раз лопатой в том же самом месте. И железо снова извлекает тот неподражаемый звук удара о бетон, который скрывает за собой пустоту.

Возбужденные, мы опять втыкаем лопаты и осторожно отбрасываем землю в сторону. Теперь показывается угловатый край входа в тоннель, потом в свете моего фонаря лопата резервиста проваливается в черную пустоту, в которую сыплется земля и откуда наружу распространяется запах пещерного воздуха, а солдаты от радости разражаются криками «ура!». Мы добрались до тоннеля! Шлиман не был в таком экстазе, как мы, когда он открыл развалины Трои! Говард Картер не был более счастлив, обнаружив могилу Тутанхамона!

Капитан говорит:

– Это я вам сказал рыть правее!

– А это я принес вам фонарь! – быстро кричу я.

Солдаты смеются, сжимают кулаки и поднимают их над головой, упоенные победой, откидывают назад тяжелые капюшоны плащей, подбрасывают вверх, как оружие, лопаты и каски, будто они находятся на передовой фронта в траншеях и будто пришел посыльный и объявил нам, что война окончилась. Они кричат и продолжают бросать свои каски. И то, как они стоят в надетых на голову хлопчатобумажных шлемах, из-под которых видны только овалы их лиц и которые доходят по шее до плеч, делая солдат похожими на старинных рыцарей, одетых в доспехи с головы до ног и празднующих победу над врагом.

Резервисты, не слишком часто выказывающие свои чувства, сейчас смеются от души, стоя под небом, с которого когорты туч бегут прочь, потерпев поражение. Они опускаются на колени в грязь, зачерпывают землю в ладони и подбрасывают ее вверх, как бы закрепляя тем самым свою победу над бурей. Затем все они кидаются к капитану и ко мне, их руки вырывают нас из грязи, они поднимают нас под крики «ура!», несут нас над собой с оглушительными победными криками.

Это длится всего несколько секунд – меня охватывает пьянящее чувство, которое испытывали все великие правители мира, я словно бы пролетаю под всеми знаменитыми триумфальными арками, и в этот уникальный момент узнаю, преображенный, что такое настоящий апофеоз, и ощущаю то, что не почувствует никогда и никто из всей своры этих неизвестных генералов и полковников нашей армии, закрытых в казармах за воротами, где слава их тает и умирает.

Наконец солдаты успокаиваются. Усталость дает о себе знать. Понемногу их энтузиазм иссякает в холодном и влажном воздухе. Наша миссия закончена. Мы очистили вход в тоннель. Теперь очередь других закончить работу. У них будет достаточно времени, чтобы сделать это. Самое тяжелое сделали мы.