Полиция задала уйму вопросов, но половина из них мне совсем не понравилась. «Когда вы последний раз его видели или говорили с ним?» «Применял ли похититель силу?» Я рассказал им все, что знал, но, значит, и про мою ссору с Алексом. Я не упоминал этих ужасных слов: «Ты вообще мне не папа!» И все-таки тот тип из билетной кассы подтвердил, что они выходили совершенно спокойно. Полиция даже считала, что Алекс может прятаться где-то в доме, господи боже. Или что он куда-нибудь убежал. Они дали сигнал всем постам, но этот тип явно не шлялся по улицам — я чувствовал это.

Я услышал мотор подъезжающей машины и побежал к передней двери, чтобы посмотреть, но это просто проехал мимо чей-то фургон. Ничья рука не высунулась из окна и не выбросила привязанную к камню записку с требованием выкупа. Не скажу, чтоб я ждал этого. Я смотрел, как эта чертова машина скрывается с глаз. Возможно, мысль о выкупе не приходила мне в голову из-за того извращенца, которого задержали на прошлой неделе. Джейн тоже ни словом не обмолвилась о деньгах. «Ваш сын у нас. Оставьте 100 000 долларов мелкими не помеченными купюрами в парке под третьим дубом, или вы больше никогда не увидите вашего сына». Но мне казалось, что это не запланированный, а случайный увод. Но ведь они уже поймали того типа — или тут действует какое-то правило, типа по одному педофилу на один район пригорода? Я так сильно пнул шкафчик, что дерево треснуло. Придурок, это же совсем другой человек.

Я прямо-таки видел его взором своего измученного разума: серые штаны и разные зеленые носки. Их вспомнил и толстяк в будке. И не только их, но я мог бы поклясться, что где-то уже видел этого парня. Я все рассказал Ферраре, и что мне теперь делать? Я посмотрел на кроны деревьев, чтобы прогнать застывший перед глазами каток. Когда в разветвленных сучьях мне стали мерещиться протянутые руки, я отвел глаза. Вошел в дом, захлопнул за собой дверь и вернулся на кухню. Если я буду ходить и ходить по кругу, то проделаю в линолеуме колею.

Верните мне сына.

Я снова выбежал на улицу, вопреки данной мне инструкции. Вдруг я очутился на тротуаре. Я ходил взад-вперед по кварталу, вглядываясь во все окна. Но день близился к закату, и отраженное стеклами зарево мешало заглянуть внутрь. Может, постучаться в двери? У меня было чувство, что человек, увезший Алекса, живет где-то поблизости, и если я достаточно долго буду ходить по Фэрчестеру, то где-нибудь на них наткнусь. Интересно, полицейские в патрульных машинах ищут так же? Я не слишком подробно смог описать похитителя, хотя я откуда-то его знал. Среднего роста, лицо без особых примет, вид туповатый. Из тех, кто не выделяется ни в какой толпе. За исключением разных зеленых носков. «Внимание всем машинам: разыскивается мужчина в разных зеленых носках, повторяю, разных». Черт. Никто не сообщит в полицию о его машине, потому что он не сделал ничего странного, припарковавшись у катка. «Ах да, офицер, я знаю машину, о которой вы говорите. Номерная табличка показалась мне ужасно подозрительной». Даже когда они с Алексом садились в его машину, они, скорее всего, сошли бы за отца и сына. От этой мысли мне как по больному месту ударили — Алекс мой сын.

Вернись, и я никогда тебя не брошу.

— Папа!

Я посмотрел направо, но это был другой мальчик, он хотел, чтобы отец подал ему мяч. Алекс бы сделал вид, что это бомба, и присел бы к земле. «Поиграй со мной, сынок, и я поиграю с тобой». Я затряс головой, чтобы прогнать эту картину, а бейсбольный мяч со шлепком ударился в рукавицу мальчика. Он был высокий и светловолосый и совсем не напоминал моего сына. Может, расклеить объявления на таксофонах?

По крайней мере, может пригодиться описание Алекса: темно-русые волосы, голубые глаза, лукавое лицо, хрупкое сложение, рост 122 сантиметра, вес 25 килограммов, — не говоря уже о фотографии, которую я носил в бумажнике и отдал Ферраре. Это был старый, прошлогодний, снимок, но все же в нем безошибочно можно было узнать Алекса. Но ведь сейчас они наверняка уже успели зайти в какой-нибудь дом, так какой во всем этом смысл?

Как будто для подтверждения моей мысли, мужчина с сыном вошли в дом в псевдотюдоровском стиле и закрыли за собой дверь. Они не оставили никаких следов того, чем занимались. А как узнаешь, что у них происходит за дверью? Ставни закрыты. Даже пронзительный крик ребенка не прорвется сквозь окружающие стены. Пройдя Эмори-стрит, я пустился бегом, сначала медленно, потом быстрее, но перед следующим кварталом остановился. Что я творю?

Я быстро пошел домой. Джейн еще не было. На дворе никаких записок с требованием выкупа, никаких сообщений на автоответчике. Нэнси Маккейб, мама именинника, уже дважды звонила, но во второй раз я лишь коротко ее поблагодарил и повесил трубку. Никто из бывших на катке не смог помочь, хотя они говорили, что сделают что угодно: всем расскажут, помогут по мере сил, организуют круглосуточное наблюдение в округе. Одна из матерей сказала мне, что у ее мужа связи в ФБР. Другая предложила нам готовить. Может быть, потом, или сейчас, я не могу думать. Я страшно хотел есть, но мне кусок в горло не лез. Я набрал горсть сухих палочек Алекса и чуть не подавился ими. Мне тошно было сидеть одному, и я тосковал по Джейн. Было без пятнадцати восемь.

Неизвестная машина затормозила у обочины. Черный лимузин с номерной табличкой компании «Т&LC». Джейн с трудом выкарабкалась из машины, уронила портфель, подняла его, и машина уплыла прочь. Прежде чем она успела достать ключ, я распахнул дверь. Ее лицо было опустошенное, издерганное.

Она бросила портфель на столик в прихожей, крепко обняла меня и долго не выпускала. Пока она обнимала меня, мне было спокойно, она крепко прижимала меня к себе сильными руками.

— Я приехала сразу же, как только смогла, — я вызвала службу перевозки. Послушай. — Она открыла портфель и достала толстую пачку распечатанных листов. — Брайс напечатал для меня данные на всех известных в округе преступников, осужденных за преступления на сексуальной почве. Оказывается, их в Фэрчестере несколько.

— Каток в Гринвуде.

— Я знаю, но у меня здесь и другие пригороды. Говорят, что такие преступления часто совершают местные жители.

— Значит, ты тоже не думаешь, что его похитили с целью выкупа. — Я топнул по полу.

— Нет! Я не знаю. — Она укусила губу. — Я даже не уверена, что на прошлой неделе полиция взяла того, кого нужно.

Я поднес список к лицу.

— Так что нам теперь делать, стучаться к ним домой?

— Мы должны что-то сделать! — Ее лицо сморщилось, и я увидел ручейки от слез, протекшие сквозь пудру. Она обвисла и казалась ниже меня.

Я поддержал ее.

— Хорошо, но что именно? Я только что прошел по окрестностям. Хочешь, сядем в машину и все объездим? — Я закатил глаза к потолку. Господи, как я устал. — Понятия не имею, с чего начать.

— Ты звонил в полицию еще раз?

— Нет, но мне сказали, чтобы я им позвонил часов в восемь.

— Я позвоню прямо сейчас. Какой номер?

Я назвал номер на память.