– У меня день рождения приходится на то время, когда идут дожди, но даже буря не может в этот день испортить мое веселье и омрачить радость. Погода, да и время года могут сделать наши чувства ярче или окрасить их в более печальные тона, но они – не повод и не главная причина того, что ты чувствуешь. Только ты сама рисуешь свое настроение. Новый день – как новый лист, и ты сама выбираешь, какими красками его рисовать. Клементина, тебе плохо, и весь мир кажется тебе серым и тусклым, потому что ты страдаешь. И это правда, что весна не поможет тебе стать счастливее.

Дон Мигель недовольно промычал:

– Она сама это знает.

– Знает, но не принимает, – возразила жена. – Горе – самый жестокий палач. Оно не знает времени. Но нельзя уходить в себя! Не молчи. Ты вернулась уже давно…

– Три месяца тому назад, – подсказал дон Мигель, и донна Жуана сделала знак глазами, чтобы он замолчал.

– Твой малыш растет, но ты этого не замечаешь.

В ее голосе было много нежности, и Клементина закрыла глаза, представляя, что так может говорить только мама. Казалось, будто она не слушает, но каждое слово приятельницы проходило через ее душу, заставляя ее проснуться. Донна Жуана дотронулась до ее руки, желая, чтобы слова проникли в ее сознание еще глубже.

– Не делай саму себя еще более несчастной, – она притянула Клементину к себе. – Говори, солнышко! О том, что ты чувствуешь, нужно говорить, а не скрывать в себе. Выпусти свою боль, поделись с нами.

– Я не хочу больше плакать.

– Тогда не надо, – Антония подвинулась ближе и погладила ее живот.

– Мне плохо без него. – По ее щекам лились слезы, но голос был спокойным.

Дон Мигель, пораженный кричащей болью ее голоса, прислонился к стене. У них с Жуаной не было своих детей, но страдания этой молодой женщины он воспринимал как трагедию родной дочери. Он порывисто подошел к ней и обнял.

– Доченька моя, поплачь, родная! Я утешу тебя.

Он укачивал ее, шепча на ухо нежные слова, слушая, как она освобождает свою душу, и донна Жуана с любовью смотрела на своего мужа, державшего в крепких отцовских объятиях горько плакавшую Клементину.

* * *

– Почему ты отказалась узнать, мальчик это или девочка? – с удивлением спросила Антония.

– Когда мы с Габриэлем захотели узнать, кто у нас родится, срок был еще слишком маленьким. А потом мне стало все равно. Я буду рада как мальчику, так и девочке.

– Получается, ты носишь средний пол?

– Вот глупая! – рассмеялась Клементина. – Не зря в своих сериалах ты играешь тупых потаскушек или недалеких девственниц.

– Но ты же их смотришь! – возмутилась Антония и тут же добавила: – Хорошо, что осталось всего лишь два месяца, иначе я умерла бы от любопытства, если бы пришлось ждать дольше. Кстати, мы с донной Жуаной уже три недели спорим, кто будет присутствовать при родах. Дон Мигель тоже хотел, но…

– Вы еще весь дом пригласите! – Клементина вновь засмеялась и покачала головой. – Сумасшедшая Бразилия! Здесь все не как у людей. Мои соседи собираются рожать вместе со мной!

– Мы не просто соседи, мы – твои друзья, – обиделась Антония.

Взгляд Клементины мгновенно потеплел, и она накрыла руку Антонии своей ладонью.

– Конечно же, друзья. Просто я не понимаю, почему вы так ухаживаете за мной?

– Потому, что мы любим тебя, – просто ответила Антония, и это прозвучало как нечто само собой разумеющееся. – А о тех, кого любишь, всегда беспокоишься и заботишься.

Клементина глубоко вздохнула и, взяв ее руку, благодарно поцеловала.

– Ты что? – удивилась та.

– Знаешь, я много раз играла с людьми, когда они говорили, что любят меня. Но сейчас, видит бог, я говорю искренне. Я тоже люблю вас! Вы научили меня любить. Я многим вам обязана.

– Любовь не предполагает обязательств.

– Как раз наоборот. Любовь обязывает делать все, чтобы люди продолжали нас любить. – Клементина опустила глаза, чтобы было легче говорить то, что она никогда в своей жизни не пыталась высказать вслух. – Вы не знаете меня, но любите.

– Знаем, – запротестовала Антония, но замолчала под пристальным взглядом подруги.

– Нет, не знаете. Но это не помешало вам принять меня. И мне страшно оттого, что я не смогу оправдать ваши ожидания.

– Все, что нам нужно, это чтобы ты и твой малыш были счастливы, – Антония обняла Клементину. – Больше ничего. Так, все! – она вдруг встрепенулась и хлопнула в ладоши. – Донна Жуана убьет нас, если мы опоздаем.

– Куда?

Антония округлила глаза:

– Сегодня же «фогос» – разведение огня! Сначала мы поужинаем, потом пойдем на пляж, разведем костер и будем загадывать желания.

– Спорим, я знаю, что ты загадаешь! – Клементина осторожно поднялась из-за стола. – «Дорогой огонь, подари мне Родриго, я так хочу быть женой адвоката».

Антония рассмеялась.

Клементина прошла на балкон и задумчиво посмотрела на пляж. Собралось много людей, скоро должен начаться праздник. Сколько еще таких праздников она будет встречать одна? Первые месяцы после смерти Габриэля она думала, что не сможет жить дальше, но жизнь доказала обратное. Каждое утро она просыпалась и с каждым днем все дальше и дальше уходила от любимого. Но чем дольше она его не видела, тем больше о нем думала.

Она много времени проводила наедине с собой, ходила в те ресторанчики, где они когда-то обедали, гуляла по пляжу, останавливаясь возле игравших в волейбол людей, вспоминая, как она смотрела на Габриэля, когда он, загорелый и сильный, играл с другими мужчинами. Все ее мысли были о нем и о Мартине, которого она убила. Горечь и любовь к ним обоим жила в ней, и она плакала оттого, что потеряла двух самых любимых мужчин в своей жизни.

– Может, – послышался позади нее голос дона Мигеля, – Клементине не следует идти на пляж? Там столько народу, и я боюсь, что кто-нибудь толкнет ее или ей вдруг станет плохо.

Началось бурное обсуждение, стоит ли ее пускать жечь огни или нет. Клементина улыбнулась. Она получала столько любви и тепла от этих людей, что чувствовала себя частью большой дружной семьи. Ее разбитое сердце научилось искренне выражать эмоции, и Клементина была счастлива, что ей не приходится постоянно контролировать себя, демонстрируя то, чего на самом деле нет в ее душе. Она любила этих вспыльчивых болтунов, которые постоянно вмешивались в ее жизнь, не давая ей ни минуты покоя, и не представляла, как бы она жила, не будь их рядом.

Родриго выглянул на балкон.

– Донна Жуана, – смеясь, сказал он, – сейчас вырвет последние волосы у Мигеля. Надо его спасать!

– Скажи им, что я решила идти вместе со всеми.

– Не получится, они так орут друг на друга, что ничего не слышат.