– Не психуй, – Рафаэль потыкал ложкой в закрытый рот. – Может, тебе сказку рассказать, чтобы ты заинтересовался?

Мартин гневно посмотрел на него, и Рафаэль замолчал, поняв, что говорит глупости. Четыре недели тому назад Мартина перевезли из больницы домой, и все это время он мучил домашних своими капризами. Из него достали четыре пули, три из которых не задели жизненно важных органов, четвертая же попала в позвоночник, сделав его парализованным навсегда. Месяцы, проведенные в больнице, и операции, которые ему пришлось перенести, превратили его из пышущего здоровьем мужчины в старика. Вначале он не мог говорить, лишь мычал, но врачи прогнозировали, что речь со временем восстановится.

После того как Мартин с трудом стал произносить невнятные слова, Рафаэль подумал, что лучше бы он оставался немым. Конечно, трудно было назвать те слова, которые он выдавливал из себя, речью. Язык не слушался его, и мало кто понимал то, что он говорил, но, глядя ему глаза, все становилось предельно ясным. Даже находясь в таком состоянии, он все еще был хозяином, и входившие в комнату понимали это, потому что силу и власть, исходившие от него, трудно было не почувствовать.

Мартин так и не сказал полиции, кто стрелял в него, потому что не собирался выдавать женщину, которую любил. Даже то, во что она его превратила, не смогло изменить его решения. Несмотря на неповиновавшееся ему тело, ум его остался острым и сердце любящим. Он с горечью ощущал свою убогость и испытывал отвращение к себе, в особенности в те моменты, когда за ним ухаживали. Он страдал от прикосновения чужих рук, и это отражалось на его лице. Поэтому Рафаэль стал его личной сиделкой.

По внутреннему телефону позвонили, и Раф, дав указания, повернулся к Мартину:

– Кристиан-Жак ждет внизу. Прикажешь мне поговорить с ним наедине или велишь, чтобы он поднялся сюда?

– Сюда, – Мартин прикрыл глаза.

Кристиан-Жак впервые увидит его таким беспомощным. Сейчас Мартин никого не хотел видеть, но он пересилил себя, ожидая, когда дверь откроется и на него посмотрят удивленные глаза. Но он с удовлетворением отметил спокойное выражение лица вошедшего Кристиан-Жака, вежливо поздоровавшегося и державшегося так, как будто Мартин был здоров. Мартин мрачно улыбнулся, потому что не знал, что хуже на самом деле – когда видишь жалость в чьих-то глазах, или когда делают вид, что все в порядке?

– Рад видеть вас, мистер Хаксли, – Кристиан-Жак кивнул неподвижному Мартину.

Тот хрипло приветствовал его.

– Почему такая срочность? – произнес Мартин.

– У нас есть предположения по поводу того, кто стрелял в Габриэля.

Мартин метнул на него яростно-насмешливый взгляд. Казалось, он говорит: «Спустя столько месяцев?!»

– Что значит – «предположения»?

– В общем, есть основания кое-что утверждать. Машина, в которой скрылся убийца, принадлежала одному парню, он держит большой гараж такой же рухляди, сдавая машины в аренду. Разумеется, незаконно, поэтому было трудно установить, у кого эта развалюха сейчас находится.

– Как такое может быть? – удивился Раф.

– У него как бы покупают машины на время. Если с машиной что-нибудь случается, он просто сообщает, что ее угнали, чтобы не иметь отношения к тому, что натворили ее временные пользователи. Он не знал имени человека, купившего тачку, и плохо помнил его в лицо, поэтому поиски затянулись, – оправдывался Кристиан-Жак. – Мы заставили этого парня подать заявление об угоне и связались со Шнайдсом. Вчера утром похожую машину остановили на выезде из Нью-Йорка. Парень, который был за рулем, сказал, что сосед отдал ему машину утром. Шнайдс сразу же позвонил мне. Мы взяли парня и поехали к нему, чтобы встретиться с соседом. Тот как раз ждал такси, съезжая с квартиры. Этим соседом оказался Брукс.

Рафаэль изумленно уставился на него.

– Агент Брукс?! – вскричал он.

Кристиан-Жак кивнул и протянул фотографию. На ней были запечатлены счастливые Клементина и Габриэль.

– В его квартире мы нашли это фото. Оно завалилось за диван.

Раф показал фотографию Мартину, и тот с волнением посмотрел на нее.

– Оставь здесь, – заикаясь, сказал он.

– Куда положить?

Мартин глазами показал на тумбочку.

– Надеюсь, вы не упустили его?

– Нет. За ним аккуратно следят.

– Хорошо, – кивнул Раф. – Мартин, если ты не будешь против, мы выйдем, обсудим кое-какие детали.

Мартин глазами показал, что разрешает им уйти, и скосил глаза на тумбочку. Увидев это, Рафаэль подвинул к нему фото так, чтобы оно было хорошо видно.

– Как нам быть? – спросил за дверью Кристиан-Жак.

– Не дергайтесь, – Раф задумчиво посмотрел на него и потер лоб. – Следите за ним. Я сообщу обо всем Клементине, пусть сама решит, как поступить.

– А если… – начал было Кристиан-Жак, но Рафаэль оборвал его:

– Не думаю, что она его пожалеет!

* * *

Джордан осмотрел улицу и, не увидев ничего подозрительного, двинулся вперед. Который день он слонялся по городу, погруженный в свои мысли. Дома он не мог оставаться, потому что стены давили на него, заставляли чувствовать себя одиноким, но и среди людей он ощущал себя не менее потерянным. Он действительно потерялся в своей жизни. Денег было много, но он не тратил их, потому что они нужны были ему только для того, чтобы одаривать Клементину подарками. Но ее не было рядом, и он отчаялся, ожидая, когда она вернется. Несколько раз он летал в Майами, но там она также не появлялась. Вся его некогда бурная и интересная жизнь превратилась в сплошное ожидание.

Джордан зашел в кафе и заказал кофе. Он ни на кого не обращал внимания, и никто не смотрел на этого серого человека, мыслями находившегося в другом месте. Его не было среди людей, его не было нигде. Он жил в своем мире, где могло найтись место только для одного человека, которому и была посвящена его жизнь.

* * *

Анна оказалась на редкость спокойным ребенком и не доставляла хлопот матери. Целыми днями она спала и просыпалась только тогда, когда бывала голодна. Она с жадностью сосала грудь, гипнотизируя Клементину своими немного мутными, кажущимися темно-синими, глазами. Через несколько дней их настоящий цвет проявился, и Клементина с радостью отметила, что они такие же, как у Габриэля. Анна была точной копией отца, и, глядя на ее смуглую, нежную кожу и черные, обрамленные длинными ресницами глаза, Клементина представляла, что именно таким Габриэль был в детстве.

Клементина вспомнила, как радостно их встречали, когда она вышла из больницы. Шары, хлопушки, которые немедленно запретила взрывать донна Жуана, боясь, что они напугают малышку, шампанское, только счастливые и смеющиеся лица. Все это навсегда останется в ее памяти, и позже Клементина будет рассказывать об этом дочери, показывая ей памятные фотографии. Клементина была рада тому, что не понадобится нанимать няню, потому что дон Мигель и его жена быстро освоились в роли бабушки и дедушки, запретив ей привлекать к уходу за ребенком чужого человека. Дон Мигель любил выходить с коляской на Копакабана-пляж, где все думали, что он вывез на прогулку внучку.