— Коррупция, Шелли, — пояснил он. — Через несколько недель после того как я уехал — ну, помнишь, я уже начинал тебе об этом рассказывать, — я вдруг узнал, что шурин нашего министра экономического развития, оказывается, и сам большой специалист в области геологии. И несмотря на это, они продолжали с пеной у рта утверждать, что вокруг нет никаких железных рудников! Не говоря уже о марганце и олове. Тогда это показалось мне совершенно невозможным.

— И что же, неужели наши высокопоставленные чиновники больше поверили этому шурину, чем образцам руды, которые ты принес?

— По крайней мере тот, с кем я имел дело, — сам министр. Вот так я и сидел — выложив ему на стол образцы минералов, которых вполне было бы достаточно для создания приличной отечественной металлургической индустрии. А прямо передо мной сидел идиот, который твердил как попугай, что в стране для этого нет нужного сырья.

— Ну и что же ты сделал? Кейн пожал плечами:

— Пошел прямо в военный трибунал, который управлял страной в период между выборами. А там свалил все найденные образцы прямо на стол одному полковнику, показавшемуся мне довольно симпатичным, сказал ему, что наш министр экономического развития — дерьмо и идиот, и пошел себе прочь.

Шелли громко рассмеялась, покачивая головой:

— Готова поспорить, что они вышвырнули тебя. из города.

— Ну, я просто не дал им такой возможности. Я поехал в аэропорт и купил себе билет на ближайший самолет, отлетавший на север.

— И что же конец истории?

— Не совсем. Через три дня после этого тот полковник из военного трибунала позвонил мне в Лос-Анджелес. Как оказалось, они выяснили, что тот самый шурин министра экономического развития, который, кстати, совершенно случайно оказался и министром торговли, получал огромные проценты, наживаясь на импорте стали в страну.

— А-а, — понимающе кивнула Шелли, — и поэтому-то он так не был заинтересован в развитии местной индустрии — я имею в виду, в производстве стали?

— Да, — ответил Кейн. — Это бы значительно сократило его доходы. Ну, поэтому-то министр торговли так и проваливал все мои отчеты и рекомендации.

— А почему бы тебе не сказать им тогда — прежде всего этим двоим, министру и его шурину, — что страна имеет огромный торговый дефицит и могла бы во многом выиграть, сократив импортные поставки?

— Какая же ты наивная, Шелли… — вздохнул Кейн. — Интересы страны отступали на второй план перед жадностью министра торговли.

— Да, но ведь это, к счастью, встречается не так уж и часто, — возразила Шелли. — Есть ведь все же на земле правительства, которые действительно заботятся о своих народах.

— Только в том случае, если в игру не вступают кровные родственники правящих кругов, — жестко произнес Кейн. — А в большинстве случаев так оно всегда и бывает. Пойми, Шелли, когда сталкиваются интересы правящих кругов и бедных людей, происходит чудовищная, просто дикая борьба за деньги. Ну а теперь отгадай с трех раз: кто в этой борьбе побеждает? Бедняки, у которых нет за душой ни гроша, или же правители-миллиардеры, у которых и так денег куры не клюют?

Даже темнота ночи, окутавшей землю, не смогла скрыть от Шелли безнадежную тоску и отвращение, мелькнувшие в глазах Кейна.

— Нет, но есть же все-таки справедливость на свете! — не уступала Шелли.

— К сожалению, справедливость — вещь сегодня очень редкая, — с горечью заметил Кейн. — Не счесть, сколько раз я находил огромные залежи полезных ресурсов, даже трети из которых было бы достаточно для того, чтобы превратить так называемые развивающиеся страны в высокоразвитые. Однако горстка людей в правительстве, которые пекутся исключительно о собственных интересах, замалчивала все мои открытия, что называется, «прятала их в долгий ящик»…

— В общем-то это я плохо понимаю, — вздохнула Шелли. — Как они должны были бы рассуждать? «Если страна становится богаче, значит, и люди в ней богатеют. И ими становится куда легче управлять…» Почему же твои отрытия замалчивались?

— Что ты, все как раз очень понятно, Шелли. Как только над страной проносится вихрь перемен, уже никто не в силах предсказать, кто завтра останется у власти, а кого просто съедят. И наши правители знают об этом гораздо лучше, чем мы. Поэтому они так боятся многих перемен…

— Невеселая получается картина…

— Да, веселого и впрямь мало в нашем мире, — ответил он с язвительной улыбкой. — Около девяноста процентов населения планеты живут на уровне где-то между каменным веком и темным средневековьем. А дети…

Кейн вздрогнул и резко махнул рукой, точно какие-то воспоминания оказались для него самого слишком отвратительными.

— Я знаю, — сказала Шелли, беря его за руку. — Я ведь и сама в детстве насмотрелась на все это… А сколько я проплакала при виде детей, умирающих от лихорадки или покрытых гноящимися ранами… И они еще находили в себе силы улыбаться! Простой аспирин казался им волшебным снадобьем, а уж пенициллин — и вовсе прикосновением длани Господней.

Ее тонкие пальцы переплелись с длинными пальцами Кейна. Сейчас он смотрел на нее так, как умирающий от жажды в жаркой пустыне путник взирает на показавшееся вдруг озерцо воды — последнюю свою надежду. Через какое-то время он снова заговорил.

Шелли внимательно слушала, желая узнать о нем как можно больше. Судя по тому, как часто он вдруг умолкал, она поняла, что редко ему приходится говорить с кем-то по душам.

— А иногда случалось и так, — он вздохнул, — что я находил богатое месторождение в изумительном, прекрасном уголке планеты…

Он немного помолчал и снова продолжил, медленно растягивая слова:

— Но после того как проходили первые порывы радости — а я бывал просто счастлив от своих открытий, — я принимал твердое решение никому об этом не рассказывать.

— Почему? — спросила Шелли. — Из опасения что продажные чиновники в правительстве используют руду в собственных грязных интересах?

— Частично — да. А с другой стороны, я представлял себе, во что может превратиться это милое, прекрасное, не тронутое цивилизацией место после того, как здесь начнутся строительные и транспортные работы. И мне становилось страшно…

— Но как же люди, бедняки, жившие в странах с этими прекрасными и милыми местами? — удивилась o Шелли. — Неужели их тебе не было жалко?

— Еще бы! — Он покачал головой. — В этом-то все и дело! Но ведь даже если бы я составил аккуратный и подробный доклад обо всех открытых мною богатствах, где гарантии, что польза от этого будет умирающим от голода детям, а не той же кучке продажных чиновников? И в то же время я понимал, что, сообщи я правительству этой страны о минералах, у детей появится хоть какой-нибудь шанс. Иначе же не будет и вовсе никакого. На всю их жизнь, и без того тяжелую и почти невыносимую.

— Ужасно! — поежилась Шелли. — Могу себе вообразить твое состояние: выбирать между красотой природы и жизнью детей!