Такой был план. Ничего умней Илья придумать не мог. И оправдывал себя тем, что как раз из-за предельной простоты этот план и может сработать.

Наверное — мог бы. Но не сейчас; а в ту пору, когда волна несла Илью вверх, когда все у него получалось — и большое, и малое. Но волна докатила до невидимого берега — и рухнула. Сейчас Илья был никакой, нуль без палочки. Он разбился при падении — живой, но мертвый, Демон поверженный, одни только очи живут, отражая тень неторопливо приближающейся смерти… Ему бы еще как-то потянуть время, потянуть паузу, дождаться, когда внутри него концы сойдутся с концами, все наладится, аккумулятор начнет набирать силу; дождаться, когда чувство подскажет приближение очередной волны, — вот! вот она! — упругая, нетерпеливая, уже обнимает, уже отнимает вес; еще немного — и понесет!.. Вот тогда бы и пускаться в авантюры. Простая, сложная — все бы получилось…

Увы, план Ильи имел принципиальный дефект: в нем противник был лишен самостоятельности. Противник был, как привязанная веревкой скотина: куда потянут — туда и пойдет.

Причина возникновения этого дефекта лежит на поверхности: Илья привык действовать наскоком, вдруг, ошеломив не ждавшую опасности жертву. «Надо ввязаться в драку — а там разберемся». Когда это приносит стабильный успех — привыкаешь к мысли, что в стране дураков большего и не требуется. Есть и еще одно соображение: быть может, Илья вообще не понимал окружающих людей? Когда живешь клоунадой, важны не сами зрители, а их реакция; важно производимое тобой впечатление.

Петро, конечно, не был семи пядей во лбу, но он был хитер и покрестьянски мудр. Он видел, с кем имеет дело, и догадывался, что Илья не смирится с переменой своей судьбы. Странная пауза, предложенная Ильей, подсказывала: он чего-то ждет. Под черепушку не заглянешь; начнешь допытываться — получишь ложь. Что мог ждать Илья? Информацию. Сигнал. Информацию мог принести человек (вероятнее всего — Искендер), либо она будет передана по мобильнику. Связной исключался; если есть радиосвязь — глупо посылать человека за сотни километров по стране, где в любой момент можно напороться на патруль или засаду, а жизнь не стоит и гроша. Поэтому Петро заплатил толковому ловчиле — и тот познакомил его со специалистом местного СБ по прослушке; очень хорошо заплатил этому специалисту — и получил контроль за мобильником Ильи. И когда Илье (в третьем часу пополудни) пришла эсэмэска «Жду Искендер» — через несколько минут об этом знал и Петро.

Илья не спешил; во всяком случае, так показалось Петру. Петр никогда не слышал выражения «держать паузу», но лаконичность послания подразумевала немедленные действия, а Илья вел себя, как обычно. Расстелил бурку в тени ореха, и то ли дремал, то ли делал вид, что дремлет; потом велел всему отряду почистить оружие — и сам занялся своим шпалером; потом смотрел по телевизору футбол. Ночь прошла как обычно. Петро умел ждать; амплуа охотника он знал в совершенстве. Жертва была перед ним; жертва жила своей жизнью, не подозревая, что на ее шею уже давно наведено перекрестье прицела. Оставалось плавно, в натяжку, нажать курок. Но прежде эта свинья должна показать, где под землей находится обнаруженный ею трюфель.

Разговор состоялся сразу после завтрака. Илья был нетороплив и как бы весь в своих мыслях. Сказал, что давно задумал один налет (назвал место, цель и способ нападения). До сих пор обстоятельства не благоприятствовали, но вчера он получил информацию, что случай наконец представился. Действовать нужно немедленно. Сам он занемог, но Петр управится и без него.

Место предстоящего налета было на юго-западе, Искендер — в храме — на севере. Тут и дураку ясно, что этот фраер хочет выиграть время, и времени ему нужно совсем немного…

Петро достал свой револьвер, уселся на лавку напротив Ильи, и направил револьвер ему в живот.

— Вот что, командир, — сказал Петро. — Твой план хорош, и при следующей оказии мы это дело обязательно провернем. А сейчас я подниму людей — и поведу их к храму. Осталось решить, как быть с тобой. Если ты открываешь карты, что там надыбал Искендер, — едешь с нами и по-прежнему в доле; будешь темнить — пристрелю. Убивать тебя мне не с руки, ты человек полезный. Но иначе я поступить не могу. У тебя минута…

Как объяснить, почему Петро не стал дожидаться ночи?..

Правда, и ночью пришлось бы проезжать и КПП, и пункты ДПС, и все же ночью меньше глаз, ночью у людей совсем другие реакции; ночью проще договориться и больше шансов, что этот договор останется в силе после того, как ты исчезнешь во тьме. Но они отправились сразу. Петро отобрал десяток лучших своих парней, спрятал их в кузове КрАЗа за мешками молодой кукурузы, — и вперед. В другое время он бы дождался ночи. Возможно, он бы даже не заметил ожидания, просто выкинул мысли о предстоящем деле из головы — и все. Но более вероятно, что оно досталось бы ему не дешево, как и всякое ожидание приговора судьбы, о котором хотя и не знаешь, но чувствуешь его томительное приближение, которое давит, давит, как пока невидимая гроза, и тогда места себе не находишь, маешься, тоскуешь, и единственное спасение — в действии. В любом! — но непременно радикальном. Сломать, разбить, броситься навстречу, — только бы убить тварь, именуемую временем…

Петро слишком долго ждал. Он слишком долго был в неведении, ожидание перегрело котел — и котел взорвался. Такое бывает с каждым: знаешь, что нужно действовать иначе — рассудительно, спокойно, обычно, — но в том-то и дело, что настоящую эмоцию невозможно остановить. Вспыхнув, она должна прожить свою жизнь. И лишь когда ее жар иссякнет, когда вместо внутреннего огня эмоцию будет двигать только инерция, — лишь тогда разум сможет опять захватить кормило. В распоряжении разума будет лишь одно спасительное средство: компромисс. Но компромисс подразумевает согласие двух сторон; иначе говоря, он возможен только в отсутствие дурака, потому что дурак предпочтет сломать — но сделает по-своему.

Илья наблюдал это как бы со стороны; все понимал — но не остановил Петра. И правда — зачем? Вероятная гибель не тронула его сердца. Когда он понял, что раскрыт, он вдруг почувствовал страшную усталость. И безразличие. Ко всему. Еще накануне ничего подобного не было; накануне была игра (или Илье казалось, что идет игра), ожидание входило в ее условие и ничуть не давило; он все знал наперед; оставалось дождаться — и сделать. Петро забрал у него все. Не тогда, когда явился со своими бандитами, а лишь теперь. И пусть это «все» было только надеждами (а чем еще он мог жить?) — Петро их раздавил. Впереди была пустота. Ничто. Только теперь Илья понял, что Петро с первой же минуты знал, что заберет его жизнь. Это ведь так очевидно… Очевидно — когда разглядишь это перед собой… Сколько раз говорил себе: не лезь вперед рогом! Если нет энергии, если тонкие структуры не работают, интуиция молчит, — сделай паузу, отойди в сторону…

Сбивая со следа, КрАЗ петлял по проселкам; где было возможно — избегал мостов. На место попали уже под вечер. На улицах не было ни души.

— И как это бабье различает, кто под камуфляжем? — искренне удивился водитель. — Должно — из предыдущего хутора успели предупредить…

— Все различают, — глухо сказал Петро. — Иначе бы нас уже знаешь сколько раз остановили?..