Со временем я убедилась, что нет того, чего нельзя простить! Если ты любишь, а не просто рассыпаешься в клятвах!

— Поэтому у нас не дом, а признание в любви королеве? — указывая на цветы, заполонившие и столовую, и кабинет, отшутилась Лиза. — Красивые ведь цветы.

— Взятка от всего военно-морского флота! — в таком же духе призналась Ёлка, думая, что с оранжереей, Лёня переборщил. — Законспирированная, разведка не прочухает.

— Хорошо, что не от космонавтов.

Лизе было горько. Несмотря на солнце, пробивающее стекла косыми лучами, тепло комнаты и родственной души, в её сердце мерзлота, разве что не вечная.

И кто виноват?..

Комментарий к 90-й. Мерзлота

Обложка для всех глав, идущих до апреля 90-го года:

https://vk.com/photo-171666652_456239096

90-й. За расставаньем будет встреча

OST:

— Eruption — One Way Ticket

Время нарочито натягивало лямку молчания замедляя ход стрелки часов на запястье Космоса. Это форменная издёвка над Пчёлой, избранного Филом в роли провожатого. Но жаль пропадающее в пьяных лабиринтах чудищ. Орбита опустела до такой избитой степени, что земли в иллюминаторе не виднелось. Даже не как в шлягере, звучащем в каждом советском окошке лет пять тому назад, а будто наш Космик застрял в глухом тамбовском лесу; рыщи его, свищи. Пытайся повернуть находчивый котелок в родную гавань.

Два года назад Пчёла по-буцефальски заржал, если бы узнал, что именно ему придётся соединять Лизку и Косматого. Предупреждал дурней, что оба не подарки с красными лентами. Не поймёшь, кто взорвется первым. Но почему-то Пчёла растёкся по креслу, перемешивая в голове застоявшуюся галиматью, ожидая, когда самолёт швартанётся в Ленинграде.

Космос не интересовался течением времени, помалкивая в тряпочку. Вулкан накапливает громкие заявы, что предвещает сжигающую лаву? Буря мглою Коса кроет! Вьюгу за окном своего скворечника Витя не любил, пусть именно зимой ему так вольготно и весело. Он просто не выдержит очередного заскока закадычного товарища.

А Космос Юрьевич ни в одном глазу. Глянул на свои соломенные, а через секунду на Пчёлкина, отвешивая бодрящий подзатыльник по львиной гриве. От него не убудет.

— Пчёл, вот нехрен было свои драгоценные о чей-то лобешник разбивать.

— Смотрите, блять, кто продрал глаза!

— Кому говорил, Пушкину?

Холмогоров поглядывает на друга с нескрываемой иронией, грозившейся обратиться во вспышку конского ржача, но отчасти может его понять. Смолить хотелось без меры, хоть полет относительно короток. Но не из-за шила в одном месте, а из-за грядущей встречи, висевшей над Косом дамокловым мечом. Что ж, он сам на это согласился.

— Не было б повод, то не расквасил! Они мне не налили… — поднимая палец к небу замечает «Победитель», припоминая недавний визит в места эпицентра курьезной жизни Москвы. — Ты чё думал, Космос? Я ж блять к этим гарсонам, со всей душой! По-братски…

— Кончай заливать, Пчёл, — Кос уверенным жестом щелкает пальцами, вынося другу жизни единственный вердикт, — ты просто нажрался! Можно подумать, что я тебя вчера с утреца не видел! Или кто меня вызвонил, а?

— Иди в жопу, командир! Тебе повторить, с какого лешего мы здесь трясемся, а не бамбук покуриваем? Или сам сообразишь?

— Обойдусь без повтора, бабский прихвостень! Без тебя бы газанул!

— Чего ты башню в дупле своем прятал тогда, дятел?

— Целее остался!

— Сомневаюсь…

Пчёла посеял свои соломенные по чистой пьяной случайности: три дня назад, ненароком залетая на огонёк в «Метелицу». Полет был настолько приятным, что на следующее утро пришлось собирать себя, как детский конструктор марки «Механик», попутно вспоминая, на каком этапе от него отпочковался Космос… Точно, Космос! Братишка! Из «Метлы» его транспортировал Холмогоров. А если не он, то кто довез Пчёлу до места кампании, и… методично смылся, отговариваясь важным делом.

Нет, снова мимо! Если бы пили из одной рюмки, сейчас бы так не морозил, заставляя припомнить все косяки, позорные и не очень. Фил в такие места не пойдет, как ни уговаривай, одна математика, то есть Томка на уме. Надо было полюбопытствовать перед отъездом, на какой стадии их образцовая таблица умножения. Или сложения. А с тангенсами и котангенсами Витя дружил с детства, как, собственно, и с любой другой наукой о цифрах.

И реально — был ли мальчик? И если присутствовал, то, каким ветром? Нет, Пума-то точно участвовал. С ним и звезданули за встречу. И за успех в нелегком деле. И за Софу. Аж два раза. Витя взревновал, краснея, как вареный рак к пенному, но вовремя смолчал, понимая, что ещё чуть-чуть, и пропала хваленая конспирация. Софке будет неприятно, хотя видеть виноватую физию сразу после бала — не самое благодарное зрелище.

— Ты такой предсказуемый, Пчёл Чего ты лыбишься? Вся Москва в курсах о том, как ты весело наотмечался?

— Ничего такого.

— Все равно — предсказуемый!

Софа лишь спокойно разглядывает свои новые левайсы, привезенные отцом из-за бугра — краше не придумаешь, вам и не снились. Юлька Золотарева, бывшая предметом симпатий Пчёлкина ещё с пару лет назад, удавилась бы от зависти из-за такой красоты. Но Софийка не знала слова «дефицит», и зависть тоже была ей чужда. Наверное, поэтому он выбрал именно Голикову. Девушку из номенклатурной высотки. Советскую студентку, которая с удовольствием бросила все занятия. Ради Пчёлы!

— Ты меня за это любишь, бесстыжая! Сюда иди! Любимая!

— Любимая?

— И красотка ещё, тащусь, не могу!

— Определись, Вить? Бесстыжая, красивая или всё-таки любимая?

— Выбираю всех трех!

— Сделаю вид, что на этот раз я тебе поверила.

Что думает о нем Софа? С некоторых пор Пчёлу заботила эта тема, закрытая семью замками, без окон и дверей и сроков давности. Потому что они так решили. Никто не сунет свой нос в их дела, не полезет с советами, уча жизни.

Угораздило поймать зеленоглазую удачу в свой карман!

Софка была готова смириться с данностью, висевшей над ней, как дамоклов меч: накрахмаленный парняга из МГИМО, уютное прогревание костей — где-то на казённой дачке или в ведомственном санатории в Подмосковье. Тупеешь. Когда живёшь у самой кормушки — не такая уж это и страшная доля. Но Пчёла думал иначе, выхватывая Софу из цепких объятий её реальности.

И случилось то, что пророчили все окружающие, и чему не верили ни Витя, ни Софа. Они вместе разделяют и промозглую осень и ненастную зиму, никому не говоря, что быть друзьями — не их история. И он простил ей Ника — названную тень, а она просто не вспоминает, кто пытался занять законное место зеленоглазой чумы Виктора Пчёлкина. Или просто умеет удачно закрыть глаза.

Но скользкое чувство хрупкости пряничного домика не могло