Хочет дистанцироваться от своего дома. В открытом пространстве чувствует себя комфортнее.

— Хорошо, там и встретимся, — сказала Петра. «Не надо быть такой, подозрительной, Эмили».

Она сняла свой черный брючный костюм и заглянула в шкаф в поисках чего-то более… подходящего.

Попыталась подобрать платье — примерила серое шелковое с едва заметными лавандовыми завитками. Слишком облегающее, слишком вечернее. Черное джерси, с пышными рукавами и все еще пришитым ярлычком, показалось еще менее уместным.

Вернулась к классике. Серовато-синий брючный костюм без лацканов, по краям перевернутые стежки с вшитыми в них крошечными целлулоидными полосками. Когда она купила его на летней распродаже, то подумала, что он слишком броский. Оказалось, что на ней он выглядит изящно, хотя и нарядно.

Возможно, на Эмили Пастерн он произведет впечатление.

Петра приехала в Долину раньше, чем следует. Немного покружила в окрестностях и припарковалась точно в срок напротив кафе «Рита».

Заведение состояло из двух стильных бунгало с черепичными крышами. Одно строение в испанском стиле стояло в маленьком зеленом дворике, к которому с дорожки вели несколько ступеней. В центре зеленой лужайки тихо струился фонтан. Здесь же стояли домики, построенные в двадцатых годах, а то и раньше.

В те времена Тарзана была фермерской землей, и Петра подумала, что эти дома построили для мигрантов-рабочих. Теперь там помещались заведения мелких бизнесменов.

Косметика «Джованна Бьюти», бутик «Кожа и кружево», «Оптические иллюзии» и даже «Зоя, врач-консультант в области психологии».

Дворик находился по правую руку от кофейного домика, был окружен низкой деревянной оградой с калиткой. Там сидела единственная женщина.

Хорошенькая рыжеватая блондинка, примерно тридцати шести — тридцати восьми лет, волосы зашпилены деревянной заколкой.

За открытыми стеклянными дверями, Петра заметила несколько хорошо одетых женщин. Они смеялись, пили кофе. На западе Долины было на десять градусов теплее, чем в городе. Жарко. Но Эмили Пастерн предпочла встречу на воздухе.

Петра поднялась по ступеням, и женщина заметила ее, когда она открыла калитку. — Миссис Пастерн? Пастерн кивнула и взмахнула рукой. Что ж, пока все хорошо.

Подойдя к калитке, Петра поняла, почему Пастерн выбрала столик подальше от ресторана. На женщине был бледно-голубой топ, модные джинсы и белые сабо. У Пастерн была молочно-белая кожа, множество веснушек, а глаза — цвета охлажденного чая или какого-то другого напитка, который в данный момент был налит в ее бокал.

Возле ног лежала причина, из-за которой она выбрала дворик.

Такую огромную собаку Петра увидела впервые. Пятнистая, с массивными костями, уши купированы до маленьких выступов. На теле и на морде складками свисала кожа. Форма головы, как у бегемота. Собака уткнула ее в каменный пол.

Огромная, как бегемот.

Петра остановилась, потому что собака подняла голову. Осмотрела Петру крошечными глазками, окруженными красной каймой. Умные глаза. Ну до чего огромная! Верхняя губа приподнялась, обнажились зубы, как у акулы.

Эмили Пастерн нагнулась и что-то шепнула собаке. Глаза животного прикрылись, и она вроде бы снова уснула или что уж там делают сторожевые собаки в свободное время.

Петра не пошевелилась.

— Все нормально, — успокоила ее Пастерн. — Просто сядьте с той стороны.

Она указала на стул, стоявший дальше всего от собаки.

— Она спокойно себя ведет, если не стараешься слишком быстро с ней подружиться.

Собака приподняла веко.

— В самом деле, — сказала Пастерн. — Все в порядке. Петра поставила стул подальше от «бегемота».

— Хорошая девочка, — прошептала Пастерн на ухо собаке.

Петра протянула руку.

— Петра Коннор.

— Эмили.

Пальцы Пастерн были длинными, прохладными и мягкими.

Собака лежала неподвижно. Уверившись в том, что ее нога не находится в непосредственной близости от собачьей пасти, Петра постаралась успокоиться.

— Это Дейзи?

— Нет. Дейзи осталась дома. Неужели у нее два таких чудища?

— Откуда вы знаете о Дейзи? А, вы ее слышали на автоответчике. Нет, это София, маленькая сестренка Дейзи.

— Маленькая? — поразилась Петра.

— Фигурально выражаясь, — пояснила Пастерн. — Я говорю в порядке рождения. Дейзи — десятилетний королевский спаниель. Она весит пятнадцать фунтов.

— Чуть полегче Софии. Пастерн улыбнулась.

— София любит покушать.

— А какой она породы?

— Мастино. Неаполитанский мастифф.

— И что, так и приехала из Италии? Пастерн кивнула.

— Мы ее ввезли. Она замечательная защитница.

— Дейзи на ней катается?

— Нет, на ней ездят мои дети.

Разговор о собаках расслабил женщину. Пора и за дело.

— Спасибо вам, Эмили, за то, что согласились со мною встретиться.

— Не за что.

Пастерн посмотрела поверх стеклянных дверей. Подошел тонкий женоподобный официант, и Петра заказала кофе.

— Дневную смесь?

— Конечно.

Он ушел озадаченный. Пастерн сказала:

— Они к этому не привыкли. Вы его не расспросили. Большинство здешних посетителей относятся к кофе очень разборчиво.

— Половина кофеина, семнадцать драхм соевой пены, одна пятая кенийского, четыре пятых ямайского и чуть-чуть занзибарской гвоздики.

Пастерн продемонстрировала красивые зубы.

— Вот именно.

— Мне не важно, лишь бы не было октана, — сказала Петра. Явилась большая кружка чего-то темного и горячего. Официант покачал ее над столом. Пошутил, должно быть: столешница была выложена мозаичной керамикой. Из синих, желтых и зеленых кусочков складывались грациозные цветочки. Петра провела пальцами по контурам. Красивая работа, но непрактично.

— Нравится? — спросила Пастерн. — Кафель.

— Очень красиво, — сказала Петра.

— Моя работа.

— В самом деле? Просто замечательно.

— Я сейчас мало этим занимаюсь, — сказала Пастерн. — Трое детей, муж ортодонт.

Первое обстоятельство объясняло ее признание, а второе казалось странноватым.

— Заняты, — кивнула головой Петра.

— Еще бы… но скажите мне, детектив, почему шесть лет назад никто со мной не говорил? Моих подруг, тех, что были в театре, допрашивали.

«Потому что следователь, работавший по делу, был запойным алкоголиком и не стал дозваниваться до вас, когда первый раз это у него не получилось».