такую славу, что король приказал отвести ему особую площадку в Гринвиче и небольшой домик, чтобы облачаться в доспехи и хранить снаряжение.

Прекрасно владевший оружием Кэрью однажды после турнира выехал на площадку на коне в шорах, чтобы животное не пятилось от страха; трое мужчин принесли бревно длиной в двенадцать футов и поставили его на упор для копья на доспехе Кэрью. После этого всадник проскакал вдоль всей площадки «весьма уверенно», держа бревно наперевес, как копье, «ко величайшему восторгу и изумлению всех»43. Двадцать лет спустя Ганс Гольбейн изобразил его в полном турнирном облачении, с копьем в руке44. Генрих возвел Кэрью в рыцари; это случилось до 1517 года.

Фрэнсис Брайан, умный, разносторонне одаренный молодой человек, заслужил репутацию распутника и скандалиста. Он стал одним из ближайших спутников короля: его товарищем по турнирам, азартным играм, партнером по теннису и, как гласили слухи, сообщником по внебрачным связям. Брайан, сын сэра Томаса Брайана и Маргарет Буршье, дочери ученого лорда Бернерса, «появился при дворе очень молодым»45. Его портретов не сохранилось, поэтому мы ничего не знаем о внешности этого удальца. Брайан, типичный придворный эпохи Возрождения, писал стихи46 и прозу, а кроме того, прославился как солдат, моряк и дипломат. За неотразимым обаянием не было видно отпетого интригана, двуличного человека, распутника и манипулятора. Однажды во время поездки в Кале он потребовал «мягкую постель, а затем крепкую шлюху»47. Полный внутренней энергии, Брайан был весьма красноречив и отличался злобным остроумием. Наблюдатели поражались тому, как фамильярно он беседует с королем, как откровенно высказывается и бесстыдно шутит48. Брайан не отличался принципиальностью: приспосабливаясь к поворотам в политике короля, он беззастенчиво предавал друзей и менял свое мнение. В результате ему удалось оставаться в милости на протяжении всего правления Генриха. В 1515 году другой родственник Брайана, сэр Генри Гилдфорд, стал главным конюшим вместо Саффолка.

Быстро делал карьеру при дворе и кузен короля Генри Куртене, граф Девон. Он стал еще ближе к Генриху, когда у Саффолка появились другие обязанности, помимо придворных. А вот судьба брата Диего Фернандеса, духовника королевы, служила примером того, что может случиться с впавшими в немилость. Несколько придворных Екатерины пришли к королю с жалобами на то, что монах будто бы заводит любовные связи с женщинами. Генрих вызвал Фернандеса и предъявил ему обвинения. Брат гневно отверг их и язвительно заявил: «Если так плохо обращаются со мной, то с королевой – и того хуже». Вероятно, он намекал на Элизабет Блаунт, но, если даже нет, все равно это была явная дерзость. Король, разъярившись, предал Фернандеса церковному суду, который признал монаха виновным в прелюбодеянии. Генрих срочно велел отослать брата Диего обратно в Испанию. Тот возмущенно протестовал: «Никогда в вашем королевстве не имел я связей с женщинами. Меня, не выслушав, осудили бесчестные проходимцы»49. Его сменил испанец Хорхе де Атека, тоже францисканец, которого за верную службу королеве назначили епископом Лландаффа. Атека был гуманистом и входил в круг Томаса Мора.

В мае Мария Тюдор и Саффолк вернулись в Англию. Король тепло принял их, и по его настоянию 13 мая они поженились вторично в церкви гринвичского монастыря Черных братьев, на глазах у всего двора50. Однако шумных празднований не последовало, так как «королевство не одобряло этот брак»51. Среди гостей нашлись те, кто настаивал на казни Саффолка. Общественные настроения отразились в подписи к одной из копий со свадебного портрета Марии и Саффолка52. Придворный шут шепчет герцогу:

Парчой золотой не пренебрегай,

Пусть по чину тебе ткань с ворсом простая;

Ткань с ворсом тебя не продаст с головой,

Хоть сочтешься ты с золотою парчой.

Уолси, спасший Саффолка, превратил его из соперника в человека, ищущего покровительства; герцогу пришлось научиться сотрудничать с кардиналом и относиться к нему более дружелюбно. Однако теперь Саффолк стал зятем короля и пользовался «большим почетом и уважением», «он был вторым после Уолси человеком в Тайном совете его величества, где появлялся редко, разве что в тех случаях, когда обсуждались важные вопросы»53. Саффолк часто был занят делами в других местах – к примеру, отстаивал интересы короля в Восточной Англии, что, разумеется, было весьма на руку Уолси.

Король из любви к сестре и своему другу милостиво сократил размер назначенного им штрафа, однако необходимость выплачивать его по-прежнему лежала на них бременем, хотя и не таким тяжелым, как утверждают многие современные писатели. С 1515 года Саффолк имел возможность тратить «большие суммы» на строительство, починку и расширение своих домов54. Он возвел Саффолк-плейс – прекрасное кирпичное здание в своем наследственном поместье, располагавшемся в Лондоне, на берегу Темзы (сейчас в этом месте проходит Саутуарк-Хай-стрит) и переделал в античном духе свое загородное имение Уэсторп-холл в Саффолке, где Мария проводила бóльшую часть времени в окружении пятидесяти слуг55. Кроме того, он имел еще пять поместий в Восточной Англии, Беркшире и Оксфордшире. Саффолк являлся ко двору гораздо чаще, чем Мария, однако и она бывала там время от времени. Как вдовствующая королева Франции, Мария была самой высокопоставленной дамой Англии после королевы Екатерины.

21

«Монарх, одетый лучше всех в мире»

На свадебном портрете Мария Тюдор изображена во французском капоре, имеющем вид венца, и платье с квадратным вырезом. Портрет ее сестры Маргариты Тюдор в похожем головном уборе написан примерно в то же время1. К 1515 году французская мода начала сменять фламандскую и итальянскую, господствовавшие до того при английском дворе, и сохранялась до середины 1540-х, когда предпочтение начали отдавать испанской. Одновременно с этим в придворном платье отражались немецкие и швейцарские веяния. В XVI веке мода менялась гораздо медленнее, чем теперь.

Англия тогда вступала в малый ледниковый период, которому было суждено продлиться до конца XVII столетия. «На улице всегда ветрено, и какой бы теплой ни была погода, местные жители обязательно носят меха. Летом никогда не бывает жарко, но и слишком холодно тоже», – писал один венецианец2. Чтобы приспособиться к климатическим условиям, люди носили несколько слоев одежды: нижнюю рубаху или сорочку, дублет или киртл и, наконец, верхнее платье; два наружных слоя часто были из плотной материи и всегда с рукавами до запястья. Накидки для придворных обычно подбивали соболями или мехом рыси, самые богатые люди использовали набивку из пуха белой цапли.

При Тюдорах именно двор и знать задавали тон в моде. Одежда играла важную роль, подчеркивая