большинство монархов хронически недоплачивали своим посланникам, и тем зачастую приходилось раскошеливаться самим. Генрих всегда одаривал отправлявшихся домой послов набором посуды для буфета.

Обязанности посланника были весьма непростыми: следовало блюсти интересы своего государя, предоставлять ему нужную, часто конфиденциальную информацию в мельчайших подробностях и обычно в зашифрованном виде, а иногда разбираться с трудными случаями, требовавшими предельного такта. Некоторые посланники активно вмешивались во внутреннюю политику страны, куда были отправлены, и, случалось, превышали свои полномочия. Почти все они нанимали шпионов и осведомителей для выведывания государственных секретов или отыскивания скелетов в шкафах вельмож. Многие втягивались в придворные интриги, а некоторые попадали в очень неловкие ситуации, поскольку дипломатическая неприкосновенность соблюдалась не всегда. В этом отношении выделялся Уолси: он строго приказал Джустиниану показывать ему свои депеши перед отправкой в Венецию, а позже задержал папского нунция Франческо Кьерегато и пригрозил расправиться с ним. В 1524 году Уолси перехватил письма имперского посланника Лодевика Фландрского, сеньора ван Прата, и поместил его под домашний арест, так как ему не понравилось их содержание, а затем потребовал отозвать посла35.

Сохранились многочисленные упоминания о том, что Генрих VIII принимал послов за обедом в приемном зале36. Он взял за правило заводить доверительные отношения с иностранными представителями. Король легко очаровывал их и проявлял неожиданное дружелюбие, благодаря чему некоторые иностранцы принимали за чистую монету «секретную» информацию, которую он сообщал. Однажды Генрих так долго разговаривал с венецианским посланником, что тому пришлось извиниться и уйти – у него заболел бок, пока он стоял37. В 1509 году пожилой посол Бадоэр более месяца болел, так как не мог приспособиться к английскому климату; не зная об этом, король вызвал его, а затем, по словам венецианца, «заплакал от жалости, ибо ему показалось, что меня вытащили из могилы»38. Став старше, Генрих перестал проявлять фамильярность, зато стал бахвалиться и пускать пыль в глаза.

Пасквалиго описывал Генриха VIII как «красивейшего монарха, на какого когда-либо падал мой взгляд; выше среднего роста, с очень изящными икрами, светлой и чистой кожей, рыжими волосами, расчесанными гладко и подстриженными коротко, на французский манер, а также с круглым лицом, столь миловидным, что оно вполне могло подойти привлекательной женщине; шея довольно длинная и толстая. Через месяц ему исполнится 24 года»39.

В Майский день 1515 года состоялось представление одной из самых грандиозных живых картин за все правление Генриха. Пасквалиго, Джустиниан и секретарь последнего Никколо Сагудино составили отчеты об этом событии. Рано утром король прислал двоих аристократов, чтобы те проводили послов в Гринвич, где они и «главные лорды королевства», сев на коней, на протяжении двух миль сопровождали королеву, роскошно одетую по-испански, к месту ее встречи с королем. «С ее величеством были 25 девиц на белых кобылах» с расшитой золотом сбруей; эти девушки «все надели платья из ткани с золотыми нитями и очень дорогой оторочкой»; рядом с этими прелестными созданиями, имевшими «великолепный вид», их госпожа выглядела «скорее некрасивой, чем наоборот». Екатерине было уже около тридцати, и по меркам эпохи Тюдоров она считалась дамой средних лет.

Кавалькада въехала в лес. Там был король верхом на Говернаторе, одетый «с ног до головы в зеленый бархат – шапка, дублет, рейтузы, туфли и прочее». Его окружали двести лучников стражи «в зеленых ливреях и с луками в руках», причем один был в наряде Робин Гуда; рядом с ним стоял мистер Вилье, одетый под девицу Мэрион, в красный киртл. Здесь же были около ста дворян. «Мы тут же увидели короля, который заставлял своего коня выделывать курбеты, и он исполнял такие трюки, что я задумался, уж не самого ли Марса вижу перед собой».

После потрясающего состязания лучников Робин Гуд обратился к королеве и спросил, не желает ли она вместе со своими дамами «войти в зеленый лес и посмотреть, как живут разбойники». Король поинтересовался, осмелится ли Екатерина «вступить в чащу, где так много лихих людей». Та ответила, что «куда пойдет он, туда и она». Генрих взял ее за руку и под звуки труб повел через лес к хитроумно устроенным беседкам и лабиринтам, украшенным цветами, травами и ветвями, а также полным певчих птиц, «которые весьма приятно заливались трелями». Внутри беседок стояли столы для «того, что здесь называют настоящим добрым завтраком».

«Сир, разбойники завтракают олениной, – сообщил королю Робин Гуд, – и вам придется довольствоваться нашей пищей». Генрих с радостью согласился, и лучники подали им с Екатериной дичь и вино. «В одной из беседок были триумфальные колесницы с певцами и музыкантами, которые в продолжение немалой части пира играли на органе, лютне и флейтах».

Через некоторое время король подошел к Пасквалиго и заговорил с ним по-французски в весьма дружелюбной манере. «Побеседуйте со мной немного, – начал он. – Король Франции, он такой же высокий, как я?» Пасквалиго ответил, что «между ними есть небольшая разница». «Он такой же крепкий?» – «Нет, не такой». – «А какие у него ноги?» – «Худые, ваше величество». Генрих засиял и, откинув в сторону полу дублета, хлопнул себя рукой по бедру со словами: «Взгляните сюда! И икры у меня тоже недурные».

Позже тем же утром вся компания проследовала обратно в сопровождении «картонных гигантов», изображавших Гога и Магога и водруженных на платформу для живых картин, а также поющих девушек – Майской девы и госпожи Флоры, – которые ехали на другой повозке. Обе колесницы «окружала стража его величества», «музыканты всю дорогу играли на трубах, барабанах и других инструментах, так что все это имело невероятно торжественный и пышный вид, следом двигались король, державшийся с необычайным достоинством, и королева, во главе толпы, превышавшей числом, думаю, 25 тысяч человек. По прибытии в Гринвич его величество отправился на мессу», надев поверх дублета «красивую накидку из зеленого бархата» и «ожерелье из ограненных алмазов необычайной ценности». Затем «послы беседовали с королем наедине»40.

После полудня король, Саффолк, Дорсет и Эссекс блистали на турнире. Сагудино, наблюдавший за поединками, заявил: «Зрелище было восхитительным. Я не ожидал такой пышности, и его величество сражался, напрягая все свои силы, ради Пасквалиго, который в тот день возвращался во Францию, – вероятно, для того, чтобы он описал королю Франции увиденное им в Англии, особо упомянув о доблести короля»41.

Турниры продолжались несколько дней. Генрих выбрал напарниками двух молодых джентльменов, Николаса Кэрью и его свойственника Фрэнсиса Брайана, одолжив им доспехи и коней, «дабы подвигнуть всех юношей к воинским подвигам»42. Николас Кэрью был выдающимся турнирным бойцом, постоянно практиковался, славился бесстрашием и отвагой. Он снискал