Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как же так?
– Видите ли, мой муж был отличным переводчиком с арабского. А в те годы СССР активно помогал строить коммунизм в разных отдельно взятых неразвитых странах. Конечно, часто это строительство принимало довольно странные формы, отнимая очень много средств у страны. И народные деньги в экономику этих стран вкладывались немалые. А зачем? Вели себе кочевники первобытный образ жизни и бог с ними. Зачем было насильно строить и открывать школы, учить там людей вещам, которые им все равно бы никогда не пригодились? И все ради того, чтобы они начали строить у себя коммунизм. Бред, не правда ли? Но это всегда было исключительно мое личное мнение, которое я к тому же держала при себе. А мой муж, напротив, активно занимался обучением таких народов делу коммунизма. Всех подробностей я не знаю, потому что я оставалась в Ленинграде. В свои командировки муж меня не брал. Но как бы там ни было, а Михаил очень уж понравился одному тамошнему князьку, или, как местное население называло его, эмиру. Тот приблизил моего мужа к своему двору и сделал чем-то вроде доверенного лица. Во всяком случае Михаил оказывал на него большое влияние, руководство Михаила было довольно, а эмир заставил всех своих приближенных наизусть зубрить «Капитал» Карла Маркса, переведенный на арабский. В общем, отношения наладились. И когда понадобилось выбрать сопровождающего для каравана с дарами, которые эмир посылал своей старшей и самой любимой дочери, выдавая ее замуж, то выбор пал на моего мужа.
– И что случилось потом? – затаив дыхание, спросила Мариша.
– Где-то в пустыне на караван напали разбойники. Почти всех караванщиков поубивали, а верблюдов, лошадей и ценности увезли. Мой муж и еще несколько оставшихся в живых после нападения бедолаг добирались до места почти три дня. А когда добрались, то выяснилось, что лучше бы им погибнуть вместе со всем караваном. Эмир очень разгневался из-за пропавших ценностей, мой муж был выслан из страны. Но самое худшее, что оскорбленный эмир наотрез отказался строить у себя в стране коммунизм и переметнулся к американцам, которые быстро объяснили ему его заблуждения. А через некоторое время в землях этого эмира нашли нефть. В общем, была такая шумиха, что лучше и не вспоминать. На карьере моего мужа смело можно было ставить крест. Но не это самое скверное, через некоторое время у него на службе пошли слухи, что ограбление было подстроено. А мой муж вовремя не сигнализировал о нем. Было закрытое следствие. И в результате муж оказался в тюрьме.
– А вы?
– Мне повезло, – грустно улыбнулась Мария Андреевна. – Меня не было в той стране, где все это произошло. Так что при всем желании следствие не могло приписать мне соучастия. Потом Михаил быстро умер в тюрьме, у него обострилась какая-то редкая болезнь, которую он подцепил в той стране и которую наши врачи лечить не умели. А я после его смерти взяла свою девичью фамилию, снова вышла замуж, родила двоих детей и, как видите, вполне благополучно встречаю старость.
– После того, как Михаил с позором вернулся из той страны, вы жили у Пяти углов? – задумчиво спросила у старухи Мариша.
– Да, мы занимали там одну комнату, но это длилось совсем недолго, – кивнула та. – Потом началась вся эта история. Ночной арест. Суд. Комнату мне пришлось освободить.
– Скажите, а вы не помните, привозил ли ваш муж из той страны какие-нибудь ценности? – спросила Мариша.
– Вот и следователь все время допытывался у меня, не видела ли я у Михаила каких-нибудь ценностей, – вздохнула Мария Андреевна. – Как будто бы сами не знали, что эмир отобрал у Михаила все те подарки, которыми осыпал его, пока мой муж был у него в фаворе. Никаких ценностей у мужа при себе не было. Неприятная история с ограблением каравана имела место, а вот ценностей у Михаила не прибавилось. Не было их и у меня.
И помолчав, она добавила:
– Так что смело можете написать в своей книге, что моего мужа судили за то, что он проявил халатность, вовремя не рассмотрел опасности, не сигнализировал и не предпринял мер, чтобы обезопасить перевозимый караваном груз. А главное за то, что он не сохранил доверия и дружбы эмира и своего влияния на него.– Что-то сильно я сомневаюсь в невиновности этого Михаила Игнатьева, чтобы там ни говорила его жена, – произнесла Юля, когда они вышли из дома Марии Андреевны, бывшей Игнатьевой. – Как ни крути, а караван, который он сопровождал, был ограблен, а у самого Михаила, мы точно знаем, дома имелись какие-то рукописи на арабском, за которыми гоняются наши мусульмане во главе с Валерой. Вполне возможно, эти мусульмане – потомки того самого ограбленного и обобранного эмира.
– Поздненько они спохватились с поисками похищенных у них много десятков лет назад ценностей, – заметила Мариша.
– Если там были какие-то уникальные ценности, то время значения не имеет, – возразила Юля. – Когда сумели найти ниточку, тогда и взялись ее разматывать.
– В любом случае если что-то в тайнике и было, то это что-то имелось у Кураева, а потом вполне могло оказаться у его убийцы. У тех же мусульман, хотя Верка и отрицает их причастность к смерти Никиты. Но Верка такая дура, могла что-то и не так понять.
– Позвоним Жене? – предложила Юля. – Вдруг они нашли Ирину и этого Гасана, а через него сумели арестовать и Валеру, и остальных мусульман?
– Ага, – кивнула Мариша. – Звони.
Через пятнадцать минут подруги разжились следующей информацией. Ирину ментам задержать удалось, она была дома у своей матери и не думала никуда скрываться. А вот ее любовника Гасана, являвшегося, по всей видимости, одним из мусульман, окружавших Валеру, менты не нашли. Однако живая и здоровая Ирина клялась и божилась, что никакой связи с ним не поддерживает. Что Гасана после того, как он заехал за ней, она не видела. И что отвез он ее вовсе не к себе домой, а, отговорившись какими-то делами, доставил Ирину домой к ее матери, а потом испарился в неизвестном направлении.
– Однако про саму Ирину выяснились интересные вещи, – сказала Юля. – Оказывается, она уже почти три года являлась одной из любовниц Максима Сущева.
– Одной из его любовниц? – ахнула Мариша. – Сколько же их у него было?
– По всей видимости, много, – вздохнула Юлька. – Например, одна из них взялась подтвердить его алиби, но ментам удалось установить, что в то время, когда убили Кураева, эта девушка весело проводила время в ночном клубе в компании двух своих подруг. А вот Сущева с ними не было, а значит, его алиби – чистой воды фикция. Что же касается Ирины, то мало того, что она была любовницей Максима, так еще она по его наущению соблазнила беднягу Кураева и увела его из семьи. Но не жила как положено, а по просьбе того же Максима отравляла Кураеву существование, а заодно доносила обо всех его делах и планах своему Максиму, который наплел ей с три короба и обещал жениться. В общем, Ирина была своего рода «засланным казачком». И когда ее задержали, она сначала уверяла ментов, что этим все и ограничивалось. И про делишки самого Максима в отношении Кураева она – ни сном ни духом. Но менты на нее надавили, и она в конце концов раскололась. Как мы и подозревали, у Максима были огромные долги. А задолжал он весьма серьезным людям. И если бы к сроку не вернул им деньги или не предоставил бы какой-нибудь реальный залог, то жизни была бы цена – три копейки. Как говорит Ирина, она была влюблена в Сущева просто по уши. И готова была идти ради него на любую подлость. А у Сущева просто не было другого выбора. Либо он убивает Кураева и получает в свое распоряжение клинику, под которую ему бандиты могли продлить кредит, либо сам становится жертвой. Вывести из строя Кураева настолько, чтобы он добровольно устранился от управления клиникой, Максим не сумел. Поэтому у него остался последний шанс на спасение своей жизни – убить Кураева. Что он и сделал.