— Несомненно. — Вистан, повернувшись спиной к Гавейну, тоже постучал в землю ногой.

— Хотя, может, чуть маловато в ширину? — заметил рыцарь. — Видите, как обрывается склон? Если упасть здесь, то вниз не скатишься, но вот кровь быстро растечётся по горелой траве и закапает через край. Не стану говорить за вас, сэр, но мне вовсе не улыбается, чтобы моё нутро сочилось с утёса, словно птичий помёт!

Оба рассмеялись, и Вистан сказал:

— На этот счёт беспокоиться не стоит. Видите, земля чуть приподнимается перед обрывом? Что до противоположного края, то он слишком далеко, и по пути хватает иссохшей земли.

— Верно подмечено. Ну, значит, место нам подходит! — Сэр Гавейн поднял взгляд на Акселя с Беатрисой, которые всё ещё стояли на насыпи, повернувшись, однако, к яме спиной. — Мастер Аксель, — весело позвал он, — вы всегда были искусны в дипломатии. Не угодно ли вам прибегнуть к своему красноречию, чтобы мы смогли уйти отсюда друзьями?

— Простите, сэр Гавейн. Вы были к нам очень добры, и мы вам за это благодарны. Но мы пришли сюда увидеть, как придёт конец Квериг, и, если вам угодно встать на её сторону, ни мне, ни моей жене нечего сказать в вашу защиту. В этом деле мы согласны с мастером Вистаном.

— Понимаю. Тогда позвольте вас кое о чём попросить. Я не страшусь соперника. Но если мне суждено будет пасть, отведёте моего милого Горация вниз? Ему будет в радость нести на себе пару добрых бриттов. И не подумайте, что он ворчит по этому поводу, вы для него ноша не великая. Уведите моего дорогого Горация подальше отсюда, а когда надобность в нём отпадёт, найдите хороший зелёный луг, где он сможет есть досыта и вспоминать старые дни. Друзья мои, исполните ли вы мою просьбу?

— С радостью, сэр, и ваш конь станет для нас спасением, потому что вниз с этих гор путь не из лёгких.

— Кстати, — Гавейн подошёл к самому краю насыпи, — я как-то уже советовал вам плыть по реке и повторю свой совет. Пусть Гораций отвезёт вас вниз, но когда вы доберётесь до реки, найдите лодку, которая отвезёт вас на восток. В седле есть олово и монеты, чтобы заплатить за проезд.

— Спасибо, сэр. Мы тронуты вашей щедростью.

— Постойте, сэр Гавейн, — вмешалась Беатриса. — Если ваш конь повезёт нас обоих, как же мы спустим с горы вас, павшего? В доброте своей вы позабыли о собственном теле. Нам будет жаль похоронить вас в столь пустынном месте.

На миг лицо старого рыцаря обрело торжественное, почти скорбное выражение. Потом его черты смялись в улыбку, и он сказал:

— Помилуйте, госпожа. К чему строить погребальные планы, пока я ещё надеюсь на победу! Но так или иначе, эта гора для меня не пустыннее любого другого места, а кроме того, если поединок окончится не в мою пользу, внизу моей душе пришлось бы увидеть много такого, что внушает ей страх. Всё, госпожа, больше ни слова о трупах! Мастер Вистан, есть ли у вас, о чём попросить друзей на случай, если фортуна от вас отвернётся?

— Я, как и вы, предпочитаю не думать о поражении. Но только полный глупец не счёл бы вас грозным противником, несмотря на ваши годы. Поэтому я тоже оставлю любезным супругам просьбу. Если меня не станет, пожалуйста, помогите мастеру Эдвину добраться до гостеприимной деревни и скажите ему, что я считал его достойнейшим из учеников.

— Хорошо, сэр, — ответил Аксель. — Мы подыщем ему самое лучшее пристанище, пусть его будущее и омрачено из-за той раны.

— Хорошо сказано. Вы напомнили мне, что у меня ещё больше причин постараться выйти живым из поединка. Итак, сэр Гавейн, приступим?

— У меня ещё одна просьба, — сказал старый рыцарь, — к вам, мастер Вистан. Мне неловко поднимать эту тему, потому что она задевает предмет, который мы только что с удовольствием обсуждали. Я имею в виду, как нам обнажать мечи. В мои преклонные годы у меня стало уходить до смешного много времени на то, чтобы вытащить своё старое оружие из ножен. Если мы с вами начнём поединок, не обнажив мечи заранее, боюсь, я окажусь для вас ничтожным развлечением, ведь вы так скоры на руку. Представьте, я ковыляю, бормоча под нос проклятия, и тяну за свою железяку то одной рукой, то другой, а вы тем временем прохлаждаетесь, раздумывая, отрубить мне голову или спеть оду, меня ожидаючи! Вот если бы мы договорились обнажить мечи до поединка… Да почему же мне так неловко?!

— Сэр Гавейн, ни слова больше. Я никогда не был высокого мнения о тех, кто надеется выхватить меч побыстрее, чтобы возыметь преимущество над противником. Поэтому давайте сойдёмся, обнажив мечи заранее, как вы и предлагаете.

— Благодарю вас, сэр. Со своей стороны, хоть я и вижу, что у вас перевязана рука, клянусь не использовать это для своего преимущества.

— Благодарю, сэр, хоть рана и пустячная.

— Хорошо, сэр. С вашего разрешения.

Старый рыцарь вытащил меч — ему и правда понадобилось на это немало времени — и воткнул остриё в землю, точь-в-точь как раньше у великанова каирна. Но вместо того, чтобы опереться на своё оружие, он окинул его взглядом, в котором смешались усталость и привязанность. Потом он взялся за рукоять меча обеими руками и поднял его — при этом поза Гавейна обрела несомненное величие.

— Аксель, я отвернусь, — произнесла Беатриса. — Скажи мне, когда закончится поединок, и пусть он не будет ни долгим, ни бесчестным.

Сначала оба соперника стояли, направив мечи остриями вниз, словно чтобы не утомить руки. С высоты Акселю были хорошо видны их позиции: соперники стояли самое большее в пяти шагах друг от друга, Вистан под небольшим углом к Гавейну, слегка отклонившись влево. Постояв так какое-то время, Вистан неторопливо сделал три медленных шага вправо, отчего могло показаться, что его внешнее плечо уже не находится под защитой меча. Но, чтобы воспользоваться преимуществом, Гавейну пришлось бы преодолеть расстояние между ними практически молниеносно, и Аксель ничуть не удивился, когда рыцарь, с укором глядя на воина, сам сделал несколько осторожных шагов вправо. Тем временем Вистан изменил положение обеих рук на рукояти меча, и Аксель не был уверен, что Гавейн заметил эту перемену, — скорее всего, воин загораживал рыцарю обзор своим телом. Но Гавейн тоже поменял захват, дав весу меча переместиться с правой руки на левую. Соперники застыли на новых позициях, и неискушённому зрителю могло показаться, что по отношению друг к другу их положение почти не изменилось. Но Аксель почувствовал, что новые позиции имели другое значение. Ему уже очень давно не приходилось наблюдать поединок в таких подробностях, и его не оставляло неприятное ощущение, что половина разворачивающегося перед ним действия ускользает от его взгляда. Однако он почему-то знал, что противостояние достигло своего апогея и дольше паузу держать невозможно, поэтому кто-то из соперников будет вынужден начать бой.

Но внезапность схватки Гавейна с Вистаном была поразительна. Расстояние между ними исчезло, как по сигналу, и они вдруг сцепились в тесных объятиях. Это произошло так быстро, что Акселю показалось, что противники отбросили мечи и теперь держат друг друга в мудрёном захвате. При этом они слегка вращались, словно танцоры, и Аксель наконец увидел, что их клинки, наверняка в результате огромной силы столкновения, слились воедино. Оба соперника, удручённые таким поворотом событий, изо всех сил старались разъединить оружие. Но сделать это было непросто, и лицо старого рыцаря было перекошено от натуги. Не имея возможности рассмотреть лицо Вистана, Аксель видел, как дрожат шея и плечи воина, когда тот делал всё возможное, чтобы исправить приключившуюся оказию. Но усилия были тщетны: с каждой секундой мечи словно склеивались всё сильнее, и казалось, что единственным выходом было бы бросить их и начать бой заново. Однако ни один из соперников не выказывал желания уступать, несмотря на то что оба теряли силы от напряжения. Потом что-то подалось, и клинки разъединились. При этом в воздух между ними взлетела чёрная капля — возможно, та самая субстанция, которая их и склеила. Во взгляде Гавейна застыло изумлённое облегчение, он развернулся в пол-оборота и упал на одно колено. Вистан же силой инерции полностью обернулся вокруг своей оси и остановился спиной к рыцарю, нацелив остриё свободного теперь меча в облака за утёсом.