Отплыли, осторожно прошли вверх по реке. В темноте попытались пристать уже к другому берегу, но чуть не наткнулись на топляк. Спасибо умному псу. Цербер предупредительно зарычал, унюхав что-то незнакомое впереди.

Наконец Маломуж, измерявший глубину длинным шестом-кием, что-то повелительно бросил гребцам. Те уже успели изучить десяток команд на антском и потому быстро развернули лодию носом к невидимой земле. Через мгновение под ногами Константина Германика что-то зашелестело, одновременно его словно кто-то толкнул в спину. Большая речная лодия села на мель вблизи берега.

«Приплыли! – подумал Константин Германик. – Но лучше сидеть голым задом на мели, чем в полном боевом снаряжении ждать смерти от готов на пляже». Похвалив себя за яркое сравнение, трибун попытался заснуть.

Впрочем, утром оказалось, что ситуация не столь драматична, как привиделась Германику накануне. Да и спал он далеко не раздетый, а укрытый прекрасным александрийским ковром. И проснулся не оттого, что судно сидело на мели, а, напротив, из-за того, что лодия достаточно быстро шла вверх по течению Гипаниса и жаркое летнее солнце светило прямо в лицо римского трибуна.

– Однако! – удивился он. – Кто дал сигнал к отплытию?

– Я! – раздался голос кормчего, высокого и нескладного, но, как показала жизнь, достаточно сведущего в своем деле Иннокентия. – Командир, я решил, что тебе стоит отдохнуть, коль будущий день грозит заботами. С мели мы снялись без труда. С рассветом я высадил гребцов на мокрый песок, облегчив лодию. По команде они столкнули корабль на воду. Ну а дальше уж совсем понятно: нам необходимо плыть и плыть, чтобы поскорее миновать опасное место.

«Хотел бы я знать, где оно, то самое, опасное место», – подумал Константин Германик и кивком головы, дал понять, что одобряет действия кормчего.

Во время Персидского похода, особенно персидского отхода, о котором не любят вспоминать официальные историки Империи, трибун привык полагаться на сметку и чувство самосохранения своих солдат. Всех, без исключения, даже рядовых.

Конечно, «доверяй, но проверяй», как гласит правило центурионов старых времен. Но все же опыт доказал, что порой чутье срабатывает быстрее, чем медлительный здравый смысл, а принимаемое на месте решение спасает жизни. Поэтому наказывать гражданского (!) Иннокентия за самоуправство было нелепо.

– После ночного пожара у нас от силы полдня времени, – без приветствия и не испросив разрешения, к трибуну приблизился Эллий Аттик. – Позволь совет, офицер. Надо до вечера высадиться на берег, чтобы набрать воды из чистого источника. В Гипанисе она по-прежнему мутная, перемешанная с землей, попавшей в реку после землетрясения. Как бы не пристала какая-то болячка.

Константин Германик внимательно посмотрел на хитроумного грека. «Явно не за этим пришел. Хотя, разумеется, совет его следует принять во внимание. Но что еще он хотел сказать?»

– Аттик, выкладывай, что там еще задумал, – велел трибун.

– В сундуке – золото, – уверенно заявил тот. – Золото всегда ищут. Готы настигнут нас рано или поздно. Надо придумать хитрый план, чтобы избавиться от сундука и готов в придачу.

– Ты – рехнулся? – удивился Германик. – Решил, что можно перебить отряд опытных бойцов, превосходящий нас числом в десять, а может, и более раз?

«Кстати, откуда ты узнал про готов, Атаульфа и про содержимое сундука? И при чем здесь сундук?» Актер застенчиво пожал плечами и улыбнулся беззубым ртом. «Что-то подслушал, что-то подсмотрел. Да ведь и приглядываться особо не пришлось: сундук из Торговища еле-еле донесли до лодии Тирас с великаном Калебом».

Константин Германик мысленно согласился с аргументацией грека. Наверняка и гребцы на лодке давно догадались о содержимом антского сундука. Риторический вопрос: как они себя поведут, если Атаульф все-таки настигнет кораблик?! Сразу поднимут весла или помнутся для приличия, как новая рабыня в ответ на домогательства хозяина?

В общем, действительно надо пристать к берегу, чтобы набрать свежей питьевой воды и наконец сбить замок на сундуке. Однако где лучше это сделать? Надо бы спросить у Идария, но кто переведет?

Пират Лют, крещенный Василиусом, сейчас, скорее всего, продирается сквозь шуршащий чернобыль, спеша их предать и продать смертельным врагам. Иудой его надо было крестить, не Василиусом.

Тут в голову Константина Германика пришла оригинальная идея, и он поспешил ею воспользоваться. Приказал греку сменить Идария, сидевшего на банке гребца. Даже с места офицеру было видно, что ант весло уступает с неохотой. Греб он азартно, изо всех сил стараясь приблизить встречу с великим князем Божем.

Когда ант приблизился, Константин Германик развернул перед ним папирус с нанесенной картой путешествия и жестом предложил Идарию взглянуть на рисунок.

На что он рассчитывал? Прежде всего на то, что приближенный к покойному Доброгасту Идарий должен был быть образованнее тугодума Маломужа. Несомненно, начальник охраны страховал князя во время проблемных переговоров, возможно, улаживал щекотливые вопросы.

Ожидания трибуна Галльского легиона подтвердились с лихвой. Идарий не только «читал» карту, но уверенно показал тот самый безопасный путь следования, о котором упомянул Маломуж. Грамотен Идарий не был, но египетские значки-картинки, напоминавшие иероглифы, были для него вполне понятны. Проведя пальцем со сломанным ногтем (след поспешного поиска сундука) по голубой линии Гипаниса, ант остановился на отметке той самой пресловутой Перевалки, что возле городища под названием Шпола.

– А где нам сундук открыть? – раздраженно спросил Константин Германик по-гречески, ткнув носком в окованный медью ящик.

Идарий, кажется, понял вопрос. Смело посмотрел в лицо трибуна. В его черных глазах Германик прочел непреклонный отказ. Для убедительности он положил свою пятерню на поверхность сундука. «Трогать нельзя!»

Трибун с недоумением воззрился на это явление варварского патриотизма. Что ант себе позволяет? Мало того, что его буквально из ямы вытащили, так еще диктует свою волю римскому офицеру!

– Трибун, не совершай непоправимого! – раздался взволнованный голос Эллия Аттика. Грек самовольно оставил место гребца и поспешил к началу разворачивавшейся драмы. – Идарий сохраняет верность своему роду и великому Божу. То, что скрыто в сундуке, принадлежит антам и может доставить серьезный урон готам. Кстати, и нашим врагам.

Последняя фраза заставила Константина Германика опустить правую руку, привычно легшую на рукоять спаты. В словах бывшего актера был резон. Откровенно говоря, трибун еще не решил, что делать с содержимым сундука. Если бы, уподобившись Люту, намеривался присвоить, то уж точно бы оставил Идария в яме вместе с его князем.

Однако практичный офицер Империи руководствовался соображениями целесообразности, а не жадности, что и отличало его от речного волка. Сундук со спасенным антским золотом в переговорах с князем Божем мог стать охранной грамотой, обеспечив офицеру возвращение домой.

Впрочем, если такая встреча не состоится, то драгоценный метал всегда можно использовать, чтобы откупиться от настойчивых завистников