— Что ты знаешь о барделях, Марин?

Я поднимаю на него взгляд и хмурюсь, потому что это не та тема, которую я хотела бы обсудить, но послушно отвечаю:

— Это место, где женщины занимаются проституцией. Почему ты спрашиваешь?

Он оголил моё плечо и начал водить по нему пальцем.

— Я обещал тебе рассказать кое-что о себе и хочу знать насколько ты осведомлена.

— Это всё, что я знаю.

— Хорошо. Тогда для тебя будет новостью, что проституцией занимаются не только женщины, но и мужчины. Моя мать работала в таком заведении. И она жила там вместе со мной.

Я прижалась лицом к его груди и обняла за талию, испытывая жалость к мальчику, которым он был. Мне сложно представить что он видел и слышал, но уверена, что ничего хорошего не было.

— Я догадывалась. Однажды ты сказал кто была твоя мать, но я побоялась спрашивать.

Понимая, что это именно тот разговор, который нам предстоял, я боялась услышать что Илья хочет мне открыть о себе, но в то же время желала этого. Тогда я смогу лучше понимать его и узнаю тоже лучше, но если его рассказ начинается с таких слов, то лучше быть в неведении, потому что бог знает каких усилий стоит такое откровение. Плевать мне на то, кем была его мать, кто его отец, если он ненавидит их, я тоже буду, если любит, буду любить и я, но сейчас благодарна тому, что они подарили мне самого лучшего мужчину на свете!

Но чем дальше говорил Илья, тем быстрее моя благодарность менялась на ненависть к этим людям. Жизнь Ильи не была такой же лёгкой как у меня. Ему пришлось пережить детскую проституцию, войну, плен, а теперь и ногу потерял. Не на войне, и не в плену, а из-за аварии, которая чуть не лишила его жизни! Судьба столько раз могла отнять его у меня и превратить мою жизнь в кошмар, потому что если бы не он, то… Боже, я бы до сих пор была в плену у того монстра. Если бы не смерть его друга, если бы я тогда не ранила Данила, если бы я побежала не в ту сторону… я бы не знала что такое счастье сейчас!

— Ну Котёнок, как мне с тобой разговаривать, если ты реагируешь так ярко, м?

Я вытерла слёзы с глаз и поднялась выше, обнимая его за шею и целуя в щеку. Прижалась к ней своей и сказала единственное, что сейчас чувствовала и хотела.

— Я сделаю всё, чтобы сделать тебя счастливым, Илюш! — отстранилась, посмотрела ему в глаза, взяв лицо в ладони, и покачала головой. — Больше жизнь не будет к тебе жестока, обещаю! Никогда!

Он вдруг грустно улыбнулся и погладил меня по спине.

— Есть ещё кое-что, что тебе нужно знать. В четырнадцать мне сделали вазэктомию. Она не лечится спустя столько лет, и я не смогу дать тебе полноценной семьи. Если наши отношения будут настолько серьёзными, что мы решим вступить в брак, я не смогу дать тебе детей.

Я закачала головой, снова прижимаясь к его губам своими, и не очень женственно шмыгнула носом. Да, дети были моей мечтой, но полюбить я смогу и чужого ребенка как своего. Пусть я не совсем понимаю что такое вазэктомия, но в данный момент она меня не пугает.

— Это не важно. Когда мы решим обручиться, — уверенно заявила я, любуясь удивлением своего героя. А ведь он и правда герой. Война. Плен. Детство. Даже протез его не сломил! Настоящий герой! — мы сможем взять ребёнка из детского дома. Мальчика или девочку, а может, и мальчика и девочку, главное, чтобы ты был рядом со мной.

Мужчина улыбнулся, но грусть в глазах всё ещё была, и меня это печалило. Было что-то ещё очень важное, что ему не нравилось, а значит, не понравится и мне.

— В таком случае ты должна согласиться на операцию, Котёнок.

Я пару раз глупо моргнула, пытаясь уловить его мысль, но не могла.

— Какую операцию?

— Твоё сердце. Оно не в порядке.

Какое-то время я молчала, прикоснувшись к тонкому рубцу в центре грудной клетки, ощущая как руки Ильи переместились под халат, успокаивающе поглаживая меня уже по голой коже спины. За время нашего разговора мы сместились и я лежала уже у него на плече, но мужчина крепко удерживал наш телесный контакт. Ничего серьёзного — моя нога на нём, раскрытый наполовину халат, где видна малая часть моего тела. Казалось, Илья успокаивал себя, лаская моё тело лёгкими, еле ощутимыми прикосновениями или же успокаивал этим меня.

— Но ведь была операция, — пролепетала я, опуская взгляд на уродливый шрам, который я ненавидела. — Мне сказали что всё прошло успешно.

— Всё и было хорошо, Котёнок. Сердце стабильно работало, не перегружаясь даже занятиями балетом, но так было до того, как тебя похитили. Точнее сердце начало сдавать за два месяца до этого, а похищение всё усугубило.

А я так надеялась…

— И что с ним не так?

Илья провёл языком по нижней губе.

— Клапан снова не справляется с перекачкой крови и частично блокирует доступ кислорода к мозгу. По данным, что мне сегодня прислали, осталось четыре месяца, потом придётся переводить тебя на искусственное сердце, но у меня есть выход.

Я покачала головой, укладываясь Илье на плечо и обнимая его. Какое-то странное чувство потери уже начало меня поглощать.

— Повторная операция на том же клапане не даст тех же шансов, что и раньше.

— Верно. Но поможет полная пересадка органа. У меня уже есть подходящее, есть операционная и если ты позволишь я найду хирурга, который справится на ура.

В свои семь лет я чётко поняла что любая операция, это огромный риск и иногда даже не стоит её проводить. Но без неё у меня будет всего четыре месяца, а после ещё долго не выпустят из больницы, если я не соглашусь. А если соглашусь на неё, то могу умереть на операционном столе завтра, лишившись даже того времени, на которое уже есть твёрдая гарантия.

И я не знала что выбрать не только потому, что это сложно, но и потому, что мысль о скорой смерти вызвала шок. Я так радовалась что отделалась только переломами и потерей памяти, и что удача продолжила мне сопутствовать и дальше, как всё рухнуло под давление всего двух слов. Меня убивало собственное тело, и это стало ударом для меня.

— Я не знаю, — сдалась я под испытующим взором Ильи. — В детстве