«Машина подана, сеньоры!» — ликуя, воскликнул подвижник Шкварченко. От платы он отказался и только лишь во время безупречного наката на не видавший до сих пор ни единого «каддилака» рынок все показывал своим пассажирам с восторгом и истинной гордостью то на дашборд, то на фендеры с пятнами свежей шпаклевки, а то демонстрировал утробный гудок проснувшегося динозавра.

На рынке с прошлого года мало что изменилось. Даже кумачовый лозунг на стене холодильника «Наша цепь — коммунизм!» висел на прежнем месте. Кто-то, правда, пытался перемазать «п» на «л», однако краска у него/нее оказалась жидкая, «п» преодолела «л», подчеркнув таким образом жажду рабства. И вдруг в торговых рядах ребята увидели шумную команду коктебельских женщин. Среди них были «богини домашние», но вперемежку с «королевами пляжными», мелькали, конечно, и знакомые лица, в частности: жена Ваксона Мирра, жена Гладиолуса Подгурского Наша Даша, жена богатыря Осляби Лялька, жена Антоши Фоска Теофилова, ее новая приятельница, знаменитая Катя Человекова, плюс горделивая Татьяна Фалькон-Тушинская со своей неразлучной подругой Неллой Аххо и, зажмурьтесь и снова взирайте, недоступная мечта всего мирового кинематографа Ралисса Кочевая. Оказывается, они еще раньше мужчин явились в сопровождении двух автотрюкачей, братьев Алика[61] и Марика Полухватовых, на этот рынок, чтобы обеспечить закусками костер в честь тройственного дня рождения. Лапы кавказских торговцев тянулись к нашим дамам, цены на мясо, фрукты и зелень, сыры сулгуни и пр. стремительно падали к ногам этих поистине неотразимых после месячной прожарки, похабновато хохочущих московских бабенций. Катюша Человекова завела песню из репертуара коктебельского капустника:

Все красотки хором подхватили:

Кавказцы, бросив товар, закрутились в лезгинке. Кто-то открыл канистру молодого вина. Наливали всем желающим, особенно дамам. Вокруг Татьяны Тушинской вертелся на пуантах юнец лет пятнадцати. Норовил ее обнять то за плечевой пояс, то за бедренный. «Пошел прочь, балда!» — отмахивалась та. «Я совершенно лётный! Совершенно лётный! — звенел его ликующий голос. — Пойдем со мной, красавица, не пожалеешь! У меня знаешь он какой — до колена! Совершенно лётный!» Танька вдруг цапнула его за ногу повыше колена. Там, к сожалению, ничего не обнаружилось. Юнец мгновенно разрыдался, присел на корточки и был закрыт своими вихляющимися братьями и дядьями.

Наконец багажник «кадиллака», вполне пригодный для перевозки трех контрабандистов, был загружен до отказа съестным. Дамы все поместились в открытом купе. Пока ехали восвояси, товарищ Шкварченко на такой цветник с блаженством оглядывался. Гривы их трепетали под потоками благодатного ветра. Глаза сверкали, как у американских школьниц пятидесятых годов. Вдруг придумалась неплохая игра для всех.

«А что бы со мной было, если бы меня украл какой-нибудь кабардинец?» — поинтересовалась Нэлла.

Все расхохотались. Таня добавила огоньку: «Ну, я-то уже знаю, что буду женой четырнадцатилетнего абхазца!»

И пошло:

«А меня, наверное, похитят миролюбивые чеченцы».

«А я бы сама соблазнила какого-нибудь солидного адыгейца!»

«А я считаю, что в мире нет лучше мужей, чем армяне!»

«Нет никого восхитительней азербайджанца!»

«Ты просто, девушка, не познала еще лезгинцев!»

«Теперь мне будут сниться два европейских гагауза!» И тэ дэ.

Машина дергалась от каждого нового взрыва хохота. Товарищ Шкварченко все-таки пробился с кардинальным вопросом: «А вы вообще-то, девчата, замужние или как?» Нэлла величественным жестом указала на любимую подругу: «Перед вами, товарищ шофер, жена поэта Яна Тушинского!»

«А лично вы, товарищ Нэлла?»

«Я тоже».

Шкварченко понимающе кивнул. Дамы начали галдеть. И я! И я! Мы все тут жены товарища Яна Тушинского! Шкварченко еще раз уважительно кивнул. Хороший поэт.

«А вы, товарищ шофер, читали что-нибудь товарища Тушинского?»

«Я читал интересное художественное произведение товарища Тушинского с заголовком „Мама и нейтронная бомба“».

«И как вы относитесь к этому произведению?»

«Очень серьезно. Я просто представляю себе Буэнос-Айрес после взрыва нейтронной бомбы. Просто вижу известный мне автомагазин. Ни одной живой души и множество запчастей».

«Браво! Браво! Это просто гениально! Ралиска, приголубь нашего водителя!»

Мечта мирового синема, которая делила переднее сиденье с реальной киношницей Человековой, но сидела ближе к водителю, обняла того вокруг шеи и пощекотала языком правое ухо. «Кадиллак» едва не ухнулся с крутого поворота в кювет. Шкварченко подумал, что ради таких блаженств можно пожертвовать и техническими успехами.

Между тем открылась уже панорама Коктебельской долины с ее западным контуром, состоящим из синих гор Карадага. Святой и Сюрюкая и показавшимся в этот момент всем этим Анкам, Танькам, Миркам, Катькам, Ралискам и гениальному поэту Нэлке взлетающим символом внесоциальной свободы.

Как раз в этот момент мужчины на рынке завершили погрузку бараньих тушек, сыров и хлебов в багажники двух «Москвичей». Оставшаяся без литфондовских дам толпа торговцев отступила в глубину, словно некий зловещий хор.

«Что это они тут перед нами разыгрывают?» — вслух подумал Ваксон.

«Да просто шмали насосались», — ухмыльнулся трюкач Алик.

«Шмаль с маджари — это бронебойная смесь», — добавил трюкач Марик.

Атаманов вытирал платком свою бритую голову, которая делала его каким-то непременным участником этой восточной сцены. «Пора смываться, господа, а то как бы по-лермонтовски у нас тут не получилось. Помните в „Белле“[62] — „нажруться бузы и…“»[63]

«А где же наши лабухи? — забеспокоился Гладиолус Подгурский. — Вот что характерно для джаза — полное отсутствие нюха на опасность». Ослябя, Канителин и Барбасов покидали маленькую галантерейную лавчонку, нагруженные всяким барахлом из нелегальной пластмассы — все трое были собирателями кича: маленьких кремлей, лебедей, пограничников родины, танцовщиц с толстыми ляжками, самолетиков и крокодильчиков.

Ваксон, однако, смотрел не на них, а на автотрюкачей, которые оба представляли типажи расторопной московской хевры в джинсах, кроссовках и теннисках.

«А вы, ребята, вроде бы только что приехали, однако разбираетесь в деталях», — сказал он им.