– Спасибо, я в порядке. – Майя задумчиво смотрела на Косулина, ему даже показалось, что она пытается припомнить, кто он, собственно, такой. – Кстати, у нас в отделении есть несколько срочных РВКашников. Сможете их посмотреть?

– Конечно. – Косулин оторопел от ее делового будничного тона.

– Подождите, не уходите, я дам вам их фамилии, сейчас, одну минуту. – Майя вновь сняла трубку и набрала короткий местный номер. – Алло, это охрана? Вы там уснули? У нас под окнами уже полчаса какие-то хулиганы скачут и орут, вы спите там, что ли?! Это государственное учреждение, больница, а не балаган!

– Майя, там же дети, какие хулиганы? – Удивление от столь стремительного превращения Майи достигло того уровня, когда уже ничего не чувствуешь, кроме профессионального интереса.

– Я теперь отвечаю за отделение, Александр Львович, и то, что они там скачут, – это, конечно, хулиганство. И может возбудить наших пациентов, вы же сами все понимаете.

– Понимаю, понимаю. Я, пожалуй, зайду позже за списком.

Не дождавшись ответа, Косулин развернулся и вышел из ординаторской, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он вспомнил желтого цыпленка, живущего на компьютере Майи. Никогда не знаешь, что вытащит фокусник из шляпы, засунув туда для начала цыпленка. Косулин невесело усмехнулся: похоже, это будет настоящий сюрприз.

Косулин шел по отделению Царицы к выходу. Кларнет продолжал играть, а вот криков на улице больше не слышно.

Царица умерла, да здравствует царица! Власть оказалась слаще любви.

Психолог с учителем сидят в кабинете. Это их последняя встреча перед Костиной выпиской. После смерти Царицы и восшествия на престол Майи встречаться психологу и пациенту Новикову стало сложнее. Косте предстояло вернуться в жизнь. Они сидели с Косулиным в глубоких креслах и молчали. Костя смотрел в окно на голодных весенних ворон, захвативших все огромное дерево. Они каркали, перелетали с ветки на ветку и казались ужасно наглыми и уверенными в себе. Косулин тоже рассматривал ворон. Он хорошо представлял себе, что чувствует Костя теперь, когда до изменения его жизни осталось всего несколько дней. Лично ему было страшно. Не за Костю, а за себя. Он включился в жизнь пациента так, как никогда раньше. Он рисковал оказаться в позиции дурака, которого все предупреждали, но он все равно все сделал по-своему – по-дурацки. Это было страшно, весело и по-мужски.

Косулин вновь почувствовал себя взрослым, уверенным в себе мужчиной, которому уже за сорок, и он сам принимает решения и меняет окружающее. После смерти Венечки это было внове и очень приятно. С благодарностью смотрел на Костю: из-за него он изменился и теперь чувствовал себя настоящим. Удалось ответить себе на давно заданный вопрос: каким отцом быть для любимого сына Илюши? В мечтах он представил себе сына взрослым красивым юношей, которого любят женщины, а он любит то, что делает. В сердце входили тепло и боль – Косте эта работа еще предстоит.

Учитель выглядел грустным и новым. Пылкость его поблекла, он состриг кудри и теперь не казался очень молодым. Готовый к плану, который они составили за последний месяц вдвоем с психологом, старался не мечтать о том, что встретит на новом месте. Боялся опять оказаться в глупой ситуации. Все было проговорено, все страхи и тревоги осмыслены, варианты разобраны по мелочам. Оставалось только одно – Лора. Костя не знал, что делать, ему было одновременно страшно и быть с ней, и оставить ее. Оба варианта очень пугали.

– Александр Львович, как думаешь, безумием можно заразиться? – спросил осторожно Костя.

Они совсем недавно перешли на «ты-вы», такую специальную форму дистанции, принятую в государственных учреждениях. И Костя пока предпочитал называть психолога по имени-отчеству.

– Костя, безумие не вирус, но заразиться можно. Особенно если хочется. Есть такое психиатрическое понятие «индукция», «индуцированный психоз». Иногда носит массовый характер. Если смотреть шире – мы все время индуцированы чьим-то бредом. Например, политикой или удачным маркетингом. А от кого ты собираешься заразиться? – спросил Косулин хитро, предчувствуя ответ.

– Ну вы же знаете, от кого, – улыбался Костя. – Вы знаете, после ее письма я так ясно представил себе это: она голая в мороз бежит на улицу, разговаривает с невидимыми существами, а я не знаю, что делать. Бегаю за ней. Она меня не слушается, я от всего этого тоже схожу с ума. Потом мы идем в ПНД за лекарствами, стоим в очереди. То она госпитализируется, то я. В таком вот ритме и живем. Жуть! Я не хочу сюда больше попадать НИКОГДА, ты понимаешь: НИКОГДА!!

– Понимаю. Хотя мы и говорили о том, что в этом было много нужного тебе опыта, после которого ты изменился. Но все же: давай проясним твои чувства по поводу Лоры. Что в этой женщине такого особенного, почему именно она?

– Она особенная. Я с ней могу не притворяться, быть самим собой. Я говорил, что думаю, без страха. Раньше казалось, что женщин надо очаровывать, морочить им голову, не показывать чувств. А то они возьмут власть, и я лишусь своей воли. Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, как говорится!

– Ой, Костя, если бы ты знал, как же я зол на Пушкина за эту фразу. И ведь засела матрицей в мужских мозгах! Все ему поверили, хотя сам он в чувствах не стеснялся. Я и сам так думал раньше. Но женщины рассказали мне, чего боятся, как ждут поддержки и признания. Вообще, если честно, женщины – совсем не сложные существа. Они жаждут услышать, что красивы, добры, что возбудили самые сильные чувства и все такое, от чего они расцветают, как цветочки. И если вы не такой жадный, чтобы все это говорить и чувствовать, не теряя собственную личность, – женщины будут вам очень благодарны. Это так просто, – вздохнул Косулин. – А личность, если есть, то точно не потеряется.

– Да! Она пугает меня и влечет. Я боюсь, что сделаюсь таким же сумасшедшим, как она, что ее безумие поглотит меня и я просто… исчезну как мужчина. Что мне придется сойти с ума, чтобы, как бы это сказать?.. ей соответствовать! Чтобы быть с ней на равных. Начну разговаривать с Александром Македонским, мне с ним интересно.

– Многие мужчины боятся этого. Так устроила природа, но я не видел ни одного взрослого мужика в животе у бабы. А с Македонским я бы сам поговорил, – шутил Косулин.

Это было смешно: Костя представил себя сидящим у Лоры в животе и улыбнулся.

– Ну, погоди, а кроме страха и влечения, что еще у тебя к этой женщине?

– Злость. Я очень злюсь на нее! Она все решила, видите ли! Люблю, но не могу! А меня не спросила даже: то есть спросила, но ответа не дождалась. И такое будущее нарисовала, что я чуть не повесился на батарее… А это правда про детей, про интернаты, про таблетки?

– Лора нарисовала самый жуткий вариант ваших жизней. Похоже, ей так проще: от самого жуткого отталкиваться. На самом деле никаких гарантий, что так будет, вам не даст даже самый пессимистичный доктор. У Лоры первый эпизод травматической природы – после смерти матери, у тебя вообще другая ситуация. Есть вариант, в котором у нее больше никогда ничего не будет подобного.