…Реальность закончилась. Бывает такое странное ощущение — вот вроде понимаешь, что ты спишь и что все это с тобой не на самом деле происходит, а почему-то веришь, что все это правда, что это на самом деле так хорошо, что это состояние спокойствия и умиротворения — настоящее. И просыпаться очень не хочется…

Они гуляли с Валеркой. Гуляли по парку — как тогда, в Екатеринбурге. Держались за руки, шлепали по горячему летнему асфальту и болтали о всякой ерунде — о жаркой погоде, о том, что у Валеры скоро соревнования и ему надо уезжать, о том, что они будут скучать друг по другу. Тяжелая мужская рука нежно обнимала Ёлку за талию — и все было так здорово!

Оказывается, она соскучилась по этому парню. Оказывается, он так ей нужен! В ее жизни было очень много ненужных, мелких, продажных людей — и совсем мало настоящих. Как Валерка. Сильный. Спокойный. Уверенный. Мужик.

И с ним, оказывается, так хорошо! И очень плохо без него.

— Валер, а давай ты долго ездить не будешь? — Элла прижалась щекой к сильному плечу. — Ты и так очень редко появляешься. И постоянно пропадаешь куда-то. Мне же тебя не хватает. Я же скучаю…

Валерий грустно вздохнул и нежно чмокнул Ёлку в макушку.

— Ты же знаешь, что у меня работа такая. — Он чуть крепче прижал к себе девушку. — Я тебя предупреждал, что постоянно вожусь с этими пацанами. Я за них отвечаю. Это тебе плевать на всех остальных, а мне нет. Я не могу жить так, как ты.

Вдруг стало прохладно. Вот только что солнце жарило, воздух почти не шевелился — а тут почему-то ветерок резко рванул, взбаламутив мусор на асфальте, и холодок по спине остро коготками царапнул.

— Валер, не надо так!

Элка подняла глаза и посмотрела на высокого парня снизу вверх.

— Не надо так… — повторила она. — Ты же меня совсем не знаешь!

— Знаю. — Голос молодого человека вдруг стал холодным, как этот самый ветер. — Я знаю таких, как ты.

Ледяной ветер хлестанул по щекам — очень резко, неожиданно, пробираясь до костей, проморозив каждую клеточку. Чтобы хоть чуть-чуть согреться, Ёлка покрепче прижалась к сильному мужскому телу. Но Валерий почему-то был такой же ледяной, как беснующийся вокруг ветер.

— Валер… — Все еще надеясь на какое-то чудо, на то, что парень растает, прижмет ее к себе, поцелует, Ёлка осторожно уткнулась лбом в мускулистое плечо. — Ну пожалуйста…

— Что «пожалуйста»? Тебе на всех плевать! Ты не можешь влюбиться! Такие, как ты, не могут любить!

Ветер бесновался, не останавливаясь, он впивался в щеки, в руки ледяными иголками, было очень-очень холодно и больно!

— Валера!

Элка ужасно замерзла, она прижималась к юноше, и от этого ей становилось только хуже, еще холодней. Она уже кричала, она хотела, чтобы ее услышали:

— Валера!

Но он не слышал ее. Он не слышал и не видел ничего вокруг. Он смотрел Ёлке прямо в глаза — и не видел ее.

— Валера!

Мужчина холодно прищурился и презрительным металлическим шепотом проговорил ей прямо в лицо:

— Тебе никто не нужен. И ты никому не нужна. Тебя никто никогда не будет любить. Ни-ког-да…

И небо с треском обрушилось на землю ледяным дождем! Огромные градины с силой били в ставший черным асфальт, больно хлестали по беззащитным листьям, ломали ветки, крушили всё — и хрустальным звоном разлетались на миллионы бриллиантовых ледяных осколков. И спасения от этой стены не было. Она падала, убивая все живое вокруг…

Она не проснулась. Она выскочила из кошмара, как подлодка при экстренном всплытии.

Ёлка сидела на кровати в жгучем липком поту, пыталась дышать. Воздух, с трудом продираясь в сведенное судорогой горло, крохотными глоточками все-таки начал попадать в легкие, и ужас постепенно отступал, отходил, прятался в темных уголках сознания…

Потихоньку отпускало. Но легче почему-то не становилось. Просто получалось дышать. И все. А холод и страх никуда не делись. Как в детстве — когда ты сидишь один в комнате и знаешь, что уже все закончилось, что больше бояться нечего, а все равно очень-очень страшно…

Элка неловко выбралась из кровати, дрожащими руками нашарила в темноте брошенную на стул одежду и, путаясь в штанинах и вороте футболки, с пятого раза попадая пуговицами в петельки, оделась. Сбежать из темной комнаты, сбежать, не включая света, не оглядываясь, не поднимая глаз. Просто сбежать из этого холодного кошмара.

Ёлка выскользнула в темный коридор и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Оставаться сейчас одной, в темной комнате — нет уж, увольте!

Спустившись на пару ступеней вниз, Элка услышала приглушенные голоса. Кто это там, интересно, полуночничает? Может, Стив за судьбу свою переживает? Вряд ли. У этого француза совести нет — и, соответственно, его спокойный сон ничто нарушить не сможет. А кто тогда?

— О! Ёлк! Кофейку посреди ночи будешь?

Увидев на пороге кухни всклокоченную хозяйку, Женька, казалось, ничуть не удивился. Он взял чашки и побрел к кофеварке.

— А водка у нас есть? — Зябко поежившись, Элка устроилась в своем любимом кресле.

Зажужжала кофеварка. Никто, кроме опального повара, бодрящий напиток без этого аппарата готовить не умел. А кофейку, похоже, этой ночью захотелось многим.

— Водка есть. Но тебе ее никто не даст, — категорично заявил Шурик. — Тебе вообще сейчас лучше теплого молочка тяпнуть и обратно в кроватку шагать. И уж точно никакого спиртного.

— Да не хочу я в кроватку, — тоскливо проскулила девушка. — Мне кошмары снятся.

Кофеварка заткнулась, и стало слышно, что там говорит маленький телохранитель:

— А мне вот просто чего-то не спится. Я думал, что это от переутомления, пошел на кухню, а тут Саня сидит, чай из пакетиков гложет.

Элка удивленно вскинула бровь:

— Тут чай в пакетиках есть? Вот это роскошь! Пятьсот лет этой гадостью не пользовалась! Интересно, как это в Стивовом царстве такая замечательная вещь оказалась? Меня, честно говоря, все эти его суперсорта, прямиком из Цейлона на особенных слонах привезенные, уже подзадрали немножко.

Женька тихонечко хохотнул:

— Похоже, не тебя одну. Видела бы ты Санино лицо, когда он пакетик ложкой отжимал — прям ностальгия по студенческой юности, он же балдел, когда пальцы обжег! Так тебе чаю или все-таки кофе сварить?

— Кофе. А чай давайте заныкаем и потом втихую от кулинара нашего по ночам будем употреблять. Этакий клуб тайных любителей пакетированной чайной крошки!

Шурик, сидевший в углу с совершенно невозмутимой физиономией, шумно отхлебнул из чашки и, уставившись на Ёлку, невозмутимо поинтересовался:

— У Женьки переутомление. Я планы на завтра обдумываю. А тебе чего не спится?