Только сейчас поняла, что бояться Высоцкого — это не так уж плохо, потому что «романтизировать» его — куда хуже. Но что делать, если это происходит непроизвольно, и если наброшенный на плечи этим вечером плед вызывает уже не стыд, а трепет?

Аня стояла у окна больничной палаты, неосознанно водя пальцем по пластиковому подоконнику, глядя на дорожку между корпусами, вид которой наверняка давным-давно надоел Зинаиде, но почему-то крайне интересовал сейчас Аню.

Хотя можно было не кокетничать. В чем состоит ее «почему-то» самой девушке было понятно, как божий день.

Высоцкий прошел по этой дороге несколькими минутами ранее, направляясь к лечащему Зинаиду врачу на разговор.

Ланцовых он оставил в палате собираться. Сегодня Зинаиду выписывали.

Женщина провела в больнице две недели. Даже больше, чем стоило бы, но, как поняла Аня, придержали бабушку подольше по настойчивой, наверняка оплаченной, просьбе Высоцкого.

Как-то так случилось, что всю денежную и организационную коммуникацию он взял на себя. И пусть сам приезжал крайне редко — всего трижды, но с тех пор, как в больнице «засветился» видный деловой мужчина, ни к самой Зинаиде, ни к Ане никто из медицинских работников ни разу не обращался с подобными вопросами. Все через него.

Зинаиду это, конечно, смущало, но сопротивляться она не пыталась. А Аню…

С Аней все стало совсем сложно.

* * *

Первую неделю в доме Корнея она провела, на самом деле находясь в состоянии постоянного страха. Сделать что-то не так. Оступиться. Разозлить. Навредить. Упасть в глазах.

А вторую… Доказывая, что мужчина если не во всем, то во многом однозначно прав.

То ли в дедушку, то ли в бабушку, но она врожденно упряма. И если Высоцкий приказал ей «не романтизировать», то она… Сходу принялась делать именно это. Практически всю ночь после разговора на кухне не спала, то и дело прокручивая в голове все воспоминания, связанные с Высоцким. И находя… Каким-то немыслимым образом находя в них новый смысл.

И в себе тоже находя что-то пугающе новое. Трепет, непроизвольную улыбку на губах, желание зарыться лицом в подушку, испытывая жгучий стыд, а еще дерзкое желание… Уже не прятаться, а попадаться на глаза. Зачем-то. Почему-то.

Аня снова прислушивалась к звукам за дверью своей спальни, но теперь иначе — не чтобы стать еще тише, когда хозяин вернется домой, а чтобы…

Убедить себя же, что жутко хочется пить и сбегать на кухню за водой, походу невзначай здороваясь…

Выйти утром из спальни немного раньше, чем стоило бы, чтобы застать его на пороге уже собранного, получить даже не приветствие — кивок… И почувствовать, что этого достаточно, чтобы сердце забилось, как птица…

Зачем-то сообщить, что бабушка идет на поправку, хотя он вроде бы не спрашивал… Услышать «хорошо, я рад, спасибо тебе за информацию»… И снова затрепетать от когда-то так сильно смущающего фамильярного «тебе» без спросу.

Трепетать-трепетать-трепетать-трепетать… Постоянно. То от взгляда, то от мысли о взгляде. Чувствовать себя безумно глупой, но не иметь сил, а главное желания, ничего с этим делать.

Бояться, ведь очевидно, что это влюбленность… И все равно улыбаться украдкой, потому что… Кажется, что таких мелочей ей уже достаточно, чтобы забить на страх. Просто миллисекунды его внимания, которые можно дофантазировать. Она ведь мечтательница…

Режим Высоцкого по-прежнему казался Ане сумасшедшим — он почти не бывал дома, пропадал на работе. Но на этой неделе возвращался каждый вечер… И это заставляло Аню облегченно выдыхать. Она помнила о красивой женщине, которую видела рядом с ним, но думать о ней сейчас было не просто неприятно — практически больно.

Аня знала, что не имеет права злиться, и уж тем более надеяться, что у них в отношениях произошел разлад, но что с собой поделать, если это происходит непроизвольно? Да и какой бы мечтательницей девушка ни была, прекрасно понимала, что у нее шансов нет. И все, что светит рядом с Высоцким — холодная вежливость, которой она умудряется упиваться. Для кого-то незаметные крохи, а для нее — целый пир. Но… Мысли о той, другой, царапали душу, заставляя ревновать мужчину, на которого у нее точно нет прав, и точно не должно быть надежд.

Девушке было очень стыдно при мысли, что ее вдруг осознанная влюбленность может быть написана на лбу. А еще стыдно из-за того, как давно и при каких обстоятельствах эта самая влюбленность в ней зародилась. Ведь теперь Аня понимала — злилась на Высоцкого не только из-за дома, но и из-за того, как он все это время на нее действовал. Пыталась через гнев защищаться от настоящих чувств, которым достаточно было нескольких даже не ласковых, а просто человеческих слов, пары взглядов и актов помощи, чтобы вылезти наружу…

И вроде бы самое время страдать, жалеть себя а еще ненавидеть себя же за те самые бесперспективные чувства, но Аня не могла. Она впервые влюбилась. И это было так прекрасно, что даже безнадежность не пугала.

В ту самую субботу, на которую был запланирован корпоратив, Аня сделала все четко по инструкции Высоцкого. Узнала, у кого они будут выступать, убедилась, что смогут добраться туда и вернуться обратно. Трижды проверила, есть ли наличка, а еще заряжен ли телефон.

Отыграли хорошо, а в случае с Аней так и вовсе замечательно — вынужденная пауза ее глодала. Причем девушка и сама не понимала, насколько, пока не почувствовала привычную эйфорию, кураж от игры. Теперь же решила, что будет делать все, чтобы подобных пауз не допускать. Пусть, пока она живет с Высоцким, играть в переходе не сможет — он конечно же будет против, тут и спрашивать не нужно, но хотя бы чисто для себя… Тихо в комнате… Иногда… Непременно!

Садясь в такси ближе к часу ночи, Аня написала Высоцкому сообщение:

«Я в пути, буду дома через сорок минут»

Не звонила — не хотела быть навязчивой, ведь понятия не имела, спит ли он, работает, да и вообще их уговор не предполагал подобных «промежуточных отчетов», это была Анина инициатива. Поэтому девушка очень удивилась, когда почти сразу прилетел ответ:

«Ок, скинь маршрут»

.

Прочла дважды, снова чувствуя, что сердце бьется быстрее. И вроде бы понятно, что это все та же фирменная холодная вежливость, но исполняла указание Аня дрожащими пальцами, будто делала что-то безумно интимное. Ей и просто наличие скудной переписки с абонентом, подписанным как «Корней Высоцкий», казалось теперь жутко интимным и сокровенным, а тут…

Когда Аня зашла в квартиру — увидела, что свет в гостиной горит. Оставила гитару в коридоре, тихонько прошла вглубь… Закусила уголки губ, чтобы сдержать улыбку…

Потому что Высоцкий сидел на диване. Не в костюме, как обычно после возвращения с работы. И не перед ноутбуком… Как тоже обычно.

Держал в руках телефон, глядя на экран, по комнате разносилась музыка… Расслабляющая, ненавязчивая…