План был одновременно безумно прост и крайне сложен. Сначала выписка, дальше дом, следом — прямиком в рекомендованный врачом санаторий.

Чтобы посвятить этому целый день, Высоцкому пришлось взять выходной. И пусть Аня знала, что ни она сама, ни бабушка не просили его о подобном, но это все равно вызывало чувство благодарности. Что бы Высоцкий ни говорил, а брал он на себя подчас куда больше, чем мог бы, относись к вопросу проще. Но, видимо, он не относится просто ни к одному «вопросу», находящемуся в зоне его ответственности.

Аня с Зинаидой еще долго просидели бы вот так — молча, прижавшись друг к другу, но синхронно вздрогнули, когда дверь открылась, как всегда, без стука.

Анина рука соскользнула с бабушкиной, а сама девушка взметнулась с кровати, будто птица с ветки. Сделала несколько шагов в сторону, снова отворачиваясь к окну.

Знала, что Высоцкий вернется с минуты на минуту, а все равно оказалась не готова. Чуть покраснела, не чуть растерялась.

— Я поговорил с врачом. Он сказал, что все назначения и документы у вас…

Корней говорил, глядя на Зинаиду, Аня же из-под полуопущенных ресниц на него…

Сегодня в джинсах и футболке поло. С то и дело зажигающимися часами на руке. Вероятно, и на телефон уведомления приходили ежеминутно (если не ежесекундно), но он их игнорировал, предпочитая заниматься чем-то одним, но хорошо. И почему-то очень приятно быть этим «чем-то одним».

— Да. Все у меня…

Зинаида потянулась к лежавшей на тумбочке папке, Высоцкий кивнул.

— Насчет дома не передумали? — задал вопрос, давая еще один шанс передумать, но когда Зинаида перевела голову из стороны в сторону, настаивать на своем не стал. Если теребить себе же душу — обязательная процедура по мнению старшей Ланцовой — это ее дело. — Как считаете нужным. Аня? — перевел взгляд на девушку, вроде бы просто обращаясь, а на самом деле задавая вопрос, который Аня поняла без слов.

— Я с вами, — произнесла уверенно, подтверждая слова кивком головы.

Высоцкий не собирался отговаривать ни бабушку, ни внучку. Просто принял к сведенью. Сам, естественно, не видел смысла мотаться по городам и весям цыганским табором, но в действиях Ланцовых смысла он не видел довольно часто, поэтому смирился.

— Может все же не надо, Нют? — но и они, оказывается, умеют удивлять. Вопрос с сомнением задала Зинаида, оглядываясь на внучку. Та же… Упрямо мотнула головой, подошла к стулу, на котором стояла собранная сумка с больничными вещами, ухватилась за нее.

— Надо.

Сказала твердо, потянула за ручку, направилась к двери…

Корней видел, что Зинаида смотрит вслед внучке с тревогой, потом вздыхает и качает головой, а сам же усмехнулся, потому что… Кажется, как никто понимал чувства старшей Ланцовой.

— Вот ведь упрямый ребенок… — и подтвердить произнесенные шепотом слова тоже был готов.

Но, как и раньше, не видел в этом толку. Поэтому просто придержал за локоть включившую третью передачу девушку, проигнорировал испуганно-удивленный взгляд, забрал сумку, вышел из палаты первым.

Аня сначала проводила мужчину взглядом, а потом обернулась, будто извинительно улыбаясь растерянной бабушке.

— Это значило, что он будет ждать нас в машине…

Расшифровала, как самой казалось, правильно… Получила от бабушки еще один встревоженный взгляд…

— Очень немногословный человек…

Зинаида тихо заключила, поднимаясь с кровати, позволила Ане придержать себя под руку, окинула взглядом палату на прощание…

— Немногословный, но… Ты была права, ба. Корней Владимирович… Он не плохой…

Аня же почему-то захотела его защитить. Прекрасно понимая, что в ее защите он уж точно не нуждается.

— Не плохой. Только…

— Что? — Ланцовы тихонько шли — сначала по палате. Потом, закрыв в нее двери, уже по коридору. Высоцкий не оглядывался и не ждал. Поэтому скрылся из виду довольно быстро.

— Холодный.

Бабушка заключила коротко, но как казалось Ане, попала в самую точку. Он действительно производил впечатление очень холодного человека. И если раньше это-то девушку и пугало, то теперь заставляло грустить. Потому что она интуитивно чувствовала — тепло в нем есть, но очень глубоко… И тратить его он явно не будет на нее… Как бы этого ни хотелось, не на нее.

— Но ничего… Всему свое время. С кем-то да отогреется… Если смелости хватит…

Зинаида говорила тихо, делая небольшие аккуратные шаги, позволяя внучке придерживать себя за локоть. Аня смотрела под ноги, слушая не то, чтобы очень внимательно, но последнее предложение заставило встрепенуться, бросить на бабушкин профиль встревоженный взгляд.

— Что ты имеешь в виду, ба? Какой смелости? — задать вопрос, надеясь, что он не звучит излишне заинтересовано. А потом с нетерпением ждать ответа.

— Большой смелости, Ань. Не каждая рискнет связаться с таким холодным человеком. Он ведь наверняка ни к кому не привязывается. А может и не привязывался ни разу в жизни. И рвет, думаю, быстро, не сожалея. Таких людей любить очень сложно. Нужно быть очень смелым человеком. И даже немного отчаянным. Да и ему тоже нужна смелость, чтобы перешагнуть через страх.

— Страх? — Аня не сдержала улыбку. Ей-то казалось, что чего в Высоцком точно нет — так это страха, а бабушка где-то нашла… Или придумала.

— Страх чувствовать, потерять контроль. Страх… Очеловечиться…

— А может он прав, ба? Мы же становимся слабыми, когда… Очеловечиваемся… — Аня произнесла, чувствуя, как сердце сжимается. Еще в июне ни за что на свете не произнесла таких слов бы, а теперь… Видимо, Высоцкий влияет на нее куда больше, чем самой казалось. Видимо, она слишком хочет его понять.

— Сильно нужно чувствовать, Анюта, а не защищаться от чувств. Иначе не жизнь это вовсе. А так… Существование…

Аня знала, что скажи такое бабушка Высоцкому, ему наверняка было бы, что ответить. Но ей — нет. Поэтому девушка кивнула, снова опуская взгляд под ноги.

За тихим разговором Ланцовы вышли из больничного корпуса, как-то синхронно вдохнули свежий воздух, ступая уже на аллею, ведущую к парковке.

— Может ты все же не поедешь, ребенок? Отдохнешь, а мы пока…

— Поеду, ба. Обязательно поеду.

Аня снова произнесла твердо, подтверждая слова движениями головы. Они неумолимо приближались к нужному автомобилю. У Ани ускорялось сердце, а Зинаида замедляла шаг, будто желая оттянуть момент…

— Ох, Аня… Да я сама бы в тишине посидела… Тебе зачем себя мучить? — забыв на время о врожденной деликатности, Зинаида напрямую произнесла то, что ее действительно волновало.

Ведь не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, насколько ее маленькой, хрупкой, молоденькой Анечке неловко будет наедине с тем самым холодным Высоцким. И еще ладно, когда ехать они будут туда — втроем. А обратно-то… И это ведь не несколько десятков минут, а добрых два часа. Санаторий-то не в городе…