Б. Клинтон очень тепло заговорил о Б.Н. Ельцине, который в то время готовился к операции на сердце. Затем, упомянув, что госсекретарь доложил о нашей беседе по НАТО, президент США счел необходимым, очевидно, сгладить то впечатление, которое могло остаться после беседы с Кристофером.

– С первых дней пребывания на своем посту, – сказал Б. Клинтон, – я был привержен идее создания демократической России, чтобы она стала надежным и сильным партнером США в XXI веке. Это важно по целому ряду соображений.

При этом Б. Клинтон выделил – признаюсь, тогда неожиданно для меня – особое значение наших совместных, скоординированных действий, так как в течение предстоящих двадцати пяти лет, по его словам, вероятно возникновение конфликта между Индией и Пакистаном, с угрозой сползания к опаснейшей перспективе применения ядерного оружия.

– То же самое можно сказать о Ближнем Востоке, – добавил президент, – мирное урегулирование и здесь невозможно без совместного участия России и Соединенных Штатов.

Когда менее чем через два года после сказанного Индия и Пакистан произвели ядерные испытания, я еще и еще раз вспоминал и напоминал моим коллегам о словах американского президента. Действительно, перспектива расползания ядерного оружия создавала принципиально новую и, я бы даже сказал, не менее опасную, чем в годы холодной войны, международную обстановку. Дело не ограничивалось даже индийско-пакистанским измерением. Ядерный характер могут приобрести и другие конфликты, в том числе и ближневосточный – Израиль, по всем оценкам, уже имеет ядерное оружие, а арабская сторона, во всяком случае отдельные арабские государства, будет стремиться к этому, особенно с учетом появления так называемой первой «исламской ядерной бомбы». Отсюда и чрезвычайная важность координации усилий двух самых мощных ядерных держав, чтобы, действуя по всем направлениям – дипломатическому, экспортно-ограничительному, выборочно-поощрительному, в том числе в виде помощи в использовании мирного атома, разоруженческому, демократизации международных отношений, – не допустить развития новой смертельной опасности для человечества.

Б. Клинтон органично перешел от «угроз XXI века» к современной европейской тематике, подчеркнув свое желание сделать все, чтобы помочь построить объединенную Европу, которая впервые стала бы таковой, придя на смену отдельным враждующим государствам. Такая Европа нужна для мира и спокойствия и за ее пределами.

– Это достижимо, – продолжал президент, – если мы сможем создать особые и четко очерченные отношения между Россией и НАТО, чему я глубоко привержен. Я сказал об этом не для того, – заключил Б. Клинтон, – чтобы вас распропагандировать. Это мое искреннее убеждение, и я хотел, чтобы вы о нем знали, а Мамедов и Тэлбот должны продолжать экспертную работу, которую они уже начали.

Беседа явно затягивалась. Кристофер демонстративно смотрел на часы. Тогда я решил помочь своему коллеге и спросил президента, хотел бы он в конце нашей не запланированной на столь длительное время беседы, чему я, конечно, очень рад, услышать один из понравившихся мне анекдотов.

– Конечно, – ответил Клинтон.

– Курицу спросили о самом большом достижении в ее жизни. «Снесла яйцо весом пять килограммов», – сказала она.

«А каково главное желание?» – «Снести яйцо весом семь килограммов».

На аналогичный первый вопрос петух ответил: «Подруга-курица снесла пятикилограммовое яйцо». – «А твое самое большое желание?» – «Набить морду страусу!»

Не помню, почему мне именно этот анекдот пришел в голову в качестве заключительного непринужденного «аккорда» беседы. Не исключаю, что «навеяло» уж слишком заметное стремление госсекретаря закончить беседу. Все рассмеялись. А президент, обращаясь к Олбрайт, со смехом спросил:

– Это не про меня?

Со свойственным ему дружелюбием Клинтон проводил нас до лифта и тепло попрощался.

В шифротелеграмме о беседе с президентом Клинтоном, направленной в Москву, я подчеркнул его стремление вести дело к укреплению отношений США с Россией. Клинтон хорошо понимал тогда, что без устойчивости этих отношений не может быть ликвидирована или хотя бы значительно ослаблена угроза стабильности в различных частях не только сегодняшнего, но и завтрашнего мира – мира XXI века. В этом контексте он, очевидно, был склонен рассматривать и предстоящие результаты переговоров между Россией и НАТО.

Есть основания считать, что, сохраняясь полностью в качестве сторонника расширения НАТО, президент США в то же время не разделял взгляды тех в американском истеблишменте, кто хотел бы Россию изолировать и исключить самое возможность ее влияния на условия расширения Североатлантического союза. В телеграмме говорилось, что это создает важное условие для подготовки документа, который в конечном счете может нас удовлетворить. Одновременно предлагалось активизировать внешнеполитическую деятельность в России в более широком масштабе, нацеленную на создание архитектуры европейской безопасности, так как такая всеохватывающая система могла бы нивелировать те новые разделительные линии, реальную угрозу появления которых порождает расширение НАТО в Европе.

К такой, более широкой постановке вопроса подталкивало не только заявленное Б. Клинтоном стремление к объединению Европы. Наряду с этим контрастно проявилась линия ряда представителей администрации США, да и других стран, направленная на то, чтобы сделать Североатлантический альянс сердцевиной модели европейской безопасности. Расширение НАТО не было единственным средством достижения этой цели. За последние годы НАТО буквально обрастало различными ответвлениями и связями. С помощью программы «Партнерство ради мира» (ПРМ) к НАТО подтягивались государства: и те, кто не ставил своей задачей вхождение в эту организацию, и те, кто добивался приема в НАТО, пройдя через ПРМ соответствующую «школу».

Наряду с ПРМ был создан Совет евроатлантического сотрудничества. Внешне все выглядело очень пристойно: НАТО создавало политический форум, где и его члены и нечлены могли совместно обсуждать важные для безопасности и стабильности проблемы. Но все эти натовские организации были созданы уже в то время, когда действовали, и небезуспешно, и ОБСЕ, и Совет Европы.

Россия принимала и принимает участие в этих натовских структурах, используя их позитивный потенциал и вместе с тем рассчитывая, что при их универсализации они будут положительно влиять на изменение характера самого НАТО, видоизменяя те функции, ради которых Североатлантический союз был создан в годы холодной войны. Но участие России в ПРМ или в Совете евроатлантического сотрудничества не имело ничего общего с нашим согласием на «натоцентристскую модель» европейской безопасности.

С учетом всех этих идей я обратился к Ельцину с предложением о выступлении министра иностранных дел России на Постоянном совете ОБСЕ в Вене. Это рассматривалось одновременно и как важный предпереговорный шаг по вопросам отношений России с НАТО.

Подобные выступления практиковались многими, но российский министр выступал на этом форуме впервые. Большущий зал с огромным овальным столом, за которым расположились делегации 54 государств, был весьма внушительным. Среди присутствовавших было много знакомых лиц, в том числе из стран СНГ, которые вне зависимости оттого, расположены они в Европе или Азии, стали членами этой уникальной по своему составу организации. Но не скрою, теплые приветствия через стол сменились некоторой внутренней отчужденностью, как только начались выступления. Дело было даже не в их содержании, а в том, что ряд выступавших, зная прекрасно русский язык и даже проработав не один год в советском МИДе, предпочитали говорить в микрофон, стоявший перед каждой делегацией, на ломаном английском или французском. А ведь синхронные переводчики работали на всех шести рабочих языках ОБСЕ, в том числе на русском.