После обычных вводных фраз и похвал адвокату и прокурору за то, как они вели это дело, судья объяснил присяжным, что «для того, чтобы вернуться с вердиктом „виновен“ по любому из трех обвинений, содержащихся в обвинительном акте, вы должны не сомневаться в четырех обстоятельствах, изложенных в свидетельских показаниях. Во-первых, что покойные умерли от описанных ударов и ран; во-вторых, что эти удары были нанесены преднамеренно с целью отнять у них жизнь; в-третьих, что именно подсудимый нанес эти удары. Если же вы уверены в трех пунктах, вы должны быть уверены и в четвертом: что подсудимый в момент совершения данных действий владел своим рассудком. Если доказательства не соответствуют какому-либо из перечисленных условий, подсудимый имеет право на оправдание, но, с другой стороны, если вы уверены во всех четырех фактах, вам ничего другого не остается, кроме как выполнить суровый и болезненный долг, признав подсудимого виновным».

Конечно, насчет первых трех пунктов имелись небольшие разногласия, но, как и повелевал его долг, лорд судья-клерк около часа подробно излагал показания сперва свидетелей-медиков, а потом — жителей деревни, видевших подсудимого или говоривших с ним после совершения преступлений. После чего он перешел к специальной защите со ссылкой на невменяемость.

— Вот мерило, которым вы должны руководствоваться: человека можно признать безумным, если во время совершения действия или действий он страдал от такой ущербности рассудка или психической болезни, что не осознавал природу и характер совершаемых им поступков или не осознавал, что поступает неправильно. Не мое и не ваше дело, джентльмены, сомневаться в обоснованности этих директив. Таковы предписания закона, и именно таким образом вы должны оценивать это дело[57]. В ходе суда мы выслушали несколько свидетелей, знавших подсудимого всю его жизнь, и вы имеете право отчасти сформировать свое мнение, опираясь на их оценку его характера. В частности, мы выслушали показания миссис Кармины Мёрчисон и ее мужа, Кеннета Мёрчисона. Обоих этих свидетелей следует похвалить за четкие и трезвые рассказы о самых печальных аспектах данного дела. И оба упомянутых свидетеля показали, что у подсудимого имелась привычка словно беседовать с самим собой в необычной манере. Однако мы не знаем содержания этих бесед, и, хотя такое поведение и вправду может выглядеть эксцентричным, его недостаточно, чтобы счесть подсудимого умалишенным. С другой стороны, вы можете расценить такое поведение как фрагмент — не более того — чего-то большего, что в целом, возможно, складывается в картину безумия. Мы слышали также показания родственника жертвы, мистера Энея Маккензи: будучи прямолинейным в своих суждениях, он заявил, что подсудимый не в своем уме. Однако вы имеете право спросить себя, не окрашено ли его свидетельство понятным чувством гнева, который он явно испытывает по отношению к подсудимому. Вы также должны принять во внимание несдержанную манеру этих показаний и обратить внимание на тот факт, что мистер Маккензи никоим образом не правомочен выносить суждение о безумии или здравом уме подсудимого. По существу, к заявлениям мистера Маккензи следует отнестись осторожно. Однако вам решать — как и в случае с показаниями остальных жителей Калдуи, — насколько эти заявления важны, если вообще важны.

Тут лорд судья-клерк перешел к рассмотрению показаний насчет того, что подсудимый вел себя непредсказуемо или эксцентрично. Он кратко перечислил инциденты, имевшие место во время охоты на оленей и с Флорой Маккензи в день Праздника Урожая. Он счел их незначительными. Первый случай, по его словам, «нельзя считать чем-то большим, нежели глупым поступком незрелого молодого человека, которому в ту пору было не больше пятнадцати лет». Во втором случае, продолжал он, «нельзя забывать о двойном воздействии юношеской привязанности и алкоголя, к коему подсудимый не привык». Дело присяжных оценить важность обоих случаев, но судья предостерег против того, чтобы во время обсуждений предавать этим инцидентам чрезмерное значение.

Потом он обратился к показаниям двух свидетелей-экспертов.

— Обе стороны данного процесса, — начал судья, — вызвали свидетелей, являющихся экспертами в своей области либо благодаря научным изысканиям, либо благодаря большому опыту, и оба свидетеля высказали свое суждение насчет критически важного вопроса: в здравом уме подсудимый или нет. Вы обязаны в полной мере учитывать мнение обоих свидетелей, но от вас не требуется с ними соглашаться. Если вы решите проигнорировать показания одного или другого свидетеля, вы должны сделать это только после тщательного обсуждения и по веским причинам. Доктор Гектор Мунро, вызванный Короной, — медик с большим опытом, благодаря своей общей практике и благодаря службе в Инвернесской тюрьме, где, по его собственным оценкам, осмотрел много сотен заключенных. Доктор Мунро подробно беседовал с подсудимым и счел того «одним из самых умных и красноречивых заключенных», которых он когда-либо обследовал. Он перечислил различные признаки безумия и заявил, что не обнаружил у подсудимого ни одного из них. Принимая во внимание его опыт общения с криминальной популяцией и очевидные познания в болезнях рассудка, мнение доктора Мунро заслуживает того, чтобы отнестись к нему с должным уважением.

После чего лорд судья-клерк перешел к показаниям мистера Томсона, «человека высочайшей репутации в области криминальной психологии».

— И, по мнению мистера Томсона, заключенный не был безумен и сознавал неправильность совершенных им действий. Но, хотя во время вашего обсуждения вы должны придавать огромное значение мнению мистера Томсона, как и мнению его коллеги, доктора Мунро, мой долг — взвесить доводы, которые привели к такому умозаключению. Это имеет особую важность потому, что мнение мистера Томсона основано на особой интерпретации фактов данного дела — интерпретации, отличной от выдвинутой Короной. Мистер Томсон заявил, что подсудимый отправился в дом мистера Маккензи не с целью убийства Лаклана Маккензи, а с намерением причинить зло его дочери, Флоре, к которой, как мы слышали, он питал сильную привязанность. Мистер Томсон подкрепил свое мнение упоминанием о непристойных ранениях, нанесенных мисс Маккензи, — с его точки зрения, такие ранения не были бы нанесены, если б мисс Маккензи стала просто нечаянной жертвой этого преступления. В том, что подсудимый не страдал от того, что, как мы слышали, называется «нравственным помешательством», мистера Томсона убедил, помимо прочего, следующий факт: в различных показаниях подсудимого утверждалось, будто его мотивом было убийство Лаклана Маккензи. Мистер Томсон настаивал, что эта лицемерная поза иллюстрирует осознание подсудимым неправильности его действий, поэтому его нельзя расценивать как нравственно помешанного. Джентльмены, в своих обсуждениях вы должны затронуть комплекс вопросов. Но я должен сделать короткое предупреждение. Мнение мистера Томсона покоится на единственном свидетельстве — характере ранений, нанесенных мисс Маккензи, и его интерпретации мотивов причинения этих ранений. Но это лишь интерпретация, не более того. Это не факт. Мистер Томсон не был свидетелем совершения преступлений, и вы имеете право рассматривать другие интерпретации выслушанных вами свидетельств; в частности, свидетельств, предполагавших, что поступки мистера Маккензи дали подсудимому мотив для нападения. Если вы решите не согласиться с интерпретацией мистера Томсона, вы имеете право взвесить следующее его мнение: если истинной целью нападения подсудимого и вправду был мистер Маккензи, подсудимого можно, ввиду его последующего поведения, счесть человеком, страдающим от умопомешательства.