Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тяжело принять подобное…
– Добра ли ночь, Дестриант?
– О, Итковиан! Я вас не увидел в темноте. Нынче ночью бушует буря Вепря. Давно ли вы здесь стоите, Кованый щит?
Как долго ты в своей замкнутой, холодной манере разглядываешь собственного Верховного жреца? Ах, неучтивый Итковиан, когда же ты обнажишь свою истинную сущность?
В темноте разглядеть выражение лица было невозможно.
– Лишь несколько мгновений, Дестриант.
– Сон избегает вас, сударь?
– Нет, когда я ищу его.
Глядя на кольчугу воронёной стали под серым плащом Кованого меча, на его краги, доходящие до середины запястий, скользкие и почерневшие от дождя, Карнадас медленно кивнул.
– Я и не заметил, что рассвет уже так скоро. Долго ли вы предполагаете отсутствовать?
Итковиан пожал плечами.
– Недолго, если они и вправду перешли реку с большими силами. В любом случае я могу взять с собой лишь два крыла. Однако если мы обнаружим лишь разведывательные отряды, нанесём первые удары против Домина.
– Наконец-то, – проговорил Дестриант, морщась от очередного порыва ветра, ринувшегося сквозь бойницы.
Некоторое время оба молчали. Затем Карнадас откашлялся.
– Что же, позвольте спросить, привело вас сюда, Кованый щит?
– Смертный меч вернулся с последнего собрания. Он желает поговорить с вами.
– И он сидит и терпеливо ждёт, пока мы здесь болтаем?
– Я полагаю, да, Дестриант.
Оба «Серых меча» повернулись к винтовой лестнице, ведущей вниз. Они спустились по скользким, резным ступеням между стекавшими с обеих сторон потоками воды. На третьем сверху этаже из уст наёмников начали вырываться облачка пара. До появления «Серых мечей» в этих казармах никто не жил почти сто лет. Холод, просочившийся в толстые стены старой цитадели, никак не удавалось изгнать. Цитадель была одним из самых крупных строений в Капастане, древнее, чем Даруджийская крепость (которую называли Пленником с тех пор, как там обосновался Совет Масок), да и всякого иного здания, не считая дворца князя Джеларкана. А дворец этот возвели не человеческие руки, это наверняка. Готов поклясться в том щетиной Фэнера.
Оказавшись на первом этаже, Итковиан толчком распахнул скрипящую дверь, которая вела прямо в центральный Круглый зал. В огромном, почти лишённом мебели чертоге стоял в одиночестве Брухалиан, его неподвижная фигура у камина казалась почти призрачной, несмотря на высокий рост и крепкое телосложение. Смертный меч стоял спиной к пришедшим, его длинные, вьющиеся чёрные волосы были распущены и свисали почти до широкого ремня.
– Рат’Трейк полагает, – не оборачиваясь пророкотал командир, – что на равнинах к западу от города появились незваные гости. Демонические чудовища.
Карнадас отстегнул застёжку плаща и стряхнул с него воду.
– Рат’Трейк, вы сказали? Признаюсь, я не могу понять внезапной претензии Тигра на истинную божественность. То, что культ Первого героя сумел протолкаться в совет храмов…
Брухалиан медленно повернулся, мягкий взгляд его карих глаз остановился на Дестрианте.
– Недостойное соперничество, сударь. Пора Лета вмещает не один из голосов войны. Или яростных духов баргастов и рхиви вы также желаете отлучить от обители битв?
– Первые герои – не боги, – прорычал Карнадас, растирая лицо, вымерзшее на ветру до бесчувствия. – Они ведь даже не племенные духи, сударь. Кто-то из прочих жрецов подтвердил слова Рат’Трейка?
– Нет.
– Так я и…
– Разумеется, – продолжил Брухалиан, – они в той же мере сомневаются и в том, что Паннионский Домин собирается осадить Капастан.
Карнадас захлопнул рот. Верно, Смертный меч.
Брухалиан перевёл глаза на Итковиана.
– Вы развернули крылья, Кованый щит?
– Да, сударь.
– Вам не кажется, сударь, что было бы глупо, – заметил Смертный меч, – бездумно отбросить такое предупреждение во время разъезда?
– Я ничего не отбрасываю, сударь. Мы будем бдительны.
– Как и всегда, Кованый щит. Вы можете принять командование над крыльями, сударь. Да хранят вас Клыки Вепря.
Итковиан поклонился, затем вышел из комнаты.
– Итак, дражайший жрец, – проговорил Брухалиан, – вы готовы целиком положиться на это… приглашение?
Карнадас покачал головой.
– Нет, не готов. Я не могу распознать личность отправителя, как и его намерения – дружественные нам или враждебные.
– Однако приглашение ждёт ответа?
– Да, Смертный меч, ждёт.
– Так ответим же. Сейчас.
Глаза Карнадаса распахнулись чуть шире.
– Сударь, быть может, нам следует призвать Гриву, на случай, если мы примем врага среди нас?
– Дестриант, вы забываетесь. Я – собственный клинок Фэнера.
О да, но хватит ли этого?
– Не спорю, сударь. – Карнадас вышел на расчищенное место в центре зала. Закатал мокрые рукава рубашки, затем сделал лёгкий жест левой кистью. Перед жрецом появился небольшой шар пульсирующего света. – Это послание – на нашем наречии, – сказал он, разглядывая шар, – языке Фэнерова Устава, что предполагает довольно близкое знакомство с нашим отрядом и его бессмертным покровителем. Такое знакомство – само по себе послание.
– Но вам ещё предстоит распознать его смысл.
На обветренном лице Дестрианта на миг мелькнуло мрачное выражение.
– Список возможных смыслов невелик, Смертный меч. Подобное знание указывает на гордыню отправителя либо намекает на братское соучастие.
– Открывайте приглашение, сударь.
– Как прикажете. – Карнадас вновь взмахнул рукой. Шар засветился ярче, затем начал расти, свет его ослаб, сфера стала прозрачной. Дестриант отступил на шаг, чтобы дать ей место, пытаясь скрыть тревогу из-за огромной силы, которая стояла за таким способом общения. – Сударь, там внутри души. Не две или три – дюжина, может быть, даже больше, – но все они вплетены в одну. Я никогда не видел ничего подобного.
Внутри шара проступила фигура – темнокожий мужчина, худой, в лёгком кожаном доспехе, сидит скрестив ноги. На лице незнакомца отразилось лёгкое удивление. Позади «Серые мечи» смогли разглядеть внутреннюю стенку небольшого шатра. Перед незнакомцем стояла жаровня, свет которой придавал его глазам жутковатый блеск.
– Обратитесь к нему, – приказал Брухалиан.
– На каком языке, сударь? На нашем родном, элинском?
Человек в шаре склонил голову набок, прислушиваясь к тихому разговору.
– Чудной диалект, – сказал он по-даруджийски, – явно происходит от даруджийского. Вы меня понимаете?