общем, одному из них в кисть руки выстрелил. Но попал в саблю и обезоружил. Вот тогда они и побежали. Впрочем, недалеко. Шагах в двадцати остановились и прокричали что-то типа «теперь ходи да оглядывайся!»

Он снова улыбнулся, видать жену вспомнил.

— А потом я девушку до дома проводил. И охрану приставил. А то мало ли…

Скорый поезд, где-то между Читой и Иркутском, 5 (18) августа 1912 года, воскресенье, вечер

Солдат обычно перевозят в теплушках[2], но сейчас не тот случай. Иностранные волонтёры из отрядов Семецкого были срочно нужны на Балканах, вот и оплатили им билеты в плацкартном вагоне да скорым поездом. Оружие пришлось в багажный вагон сдать, а техника отдельно, грузовыми поездами шла.

Ужин был сытным и вкусным — кулеш с мясом, вволю чёрного хлеба и чай с сахаром. А после всех потянуло поболтать. Обычно Йоська Бабель сам становился центром таких бесед, но в этот раз все упоенно слушали унтера, переведённого недавно из Урумчи.

— А на следующий день, слышь-ка, звонят нам из конторы «Русской почты» и сообщают, что местные налёт на них устроили. Но капитан Семецкий сразу команды на выезд не дал, сказал быть всем наготове, а он поедет и сам глянет, что там и как.

Унтер смачно грызанул кусок сахара, потом сухарик, а после со вкусом отхлебнул чайку. Слегка помедлил, дожидаясь, пока сахар и сухарь размокнут, неторопливо пережевал, проглотил и лишь тогда продолжил:

— С собой он только меня взял. Эту самую «Почту» тогда только организовали, но контора её в самом центре города располагалась, как и мы. Там и городишко-то небольшой, а центр — совсем крохотный. В общем, шагов триста идти надо было. Вот как на духу скажу, пешком-то и быстрее вышло б! Но… Пешеходов там не уважают! Поэтому пришлось конными выдвигаться.

— Так у вас, небось, лошади уже наготове стояли! — высказался кто-то из задних рядов слушателей. — Не задержались вы из-за форсу этого!

— Само собой, наготове. Только мне, понимаешь ли, своими ногами привычнее, я ж не из кавалеристов.

Народ понимающе загомонил. Тут все были обучены верховой езде, но предпочитали передвигаться пешим порядком. А ещё лучше — на технике. Грузовик, автомобиль, поезд — им всё сойдёт, лишь бы ноги не бить да спину не ломать!

— В общем, прибыли мы на место и видим, что никто тую почту не грабит, но перед ней с полусотню конных крутится, орут чего-то. Капитан потом мне и перевёл, дескать требовали они, чтобы девка их рода к ним вышла. А они её увезут да замуж выдадут, чтобы род не позорила.

— Так они в своём праве! — опять не сдержался кто-то из слушателей. — Оно и у нас в деревнях так, Иваныч!

— Вообще — да! А так — нет! — витиевато и не совсем понятно ответил рассказчик. — В общем, вышла тут из конторы та девица. А Семецкий, как увидал её, протискался вперёд и громко, на всю площадь скомандовал: — Прек-ра-тить!!! Тут и я его понял, потому что команда на русском была.

— А местные что?

— Главный тихо спросил что-то, а один из тех, кто рядом был громко так на русском спросил, дескать, кто мы. А капитан и ответил, что фамилия его — Семецкий. И что если кто не подчинится, он тут всех перестреляет. Они, мол, в курсе, как он это умеет!

— А они?

— А они в ответ ехидно так спрашивают, мол, а пуль-то в нагане хватит? Эх, не знали они нашего капитана! — тут унтер Иваныч и многие из слушателей заулыбались. — Он спокойненько так свисток извлёк да два раза коротко свистнул. А опосля, значит, свисток спрятал и часы на цепочке достал. Часы, сышь-ко, знатные, Павла Буре работы!

Некоторые из слушателей присвистнули.

— И минуты не прошло, как подъехал пулемётный броневичок. А в кузове пулемет Максима в башенке спрятан, и стрелок за бронёй сидит. Поводил он стволом. А капитан спокойненько так и говорит, мол, сам считай, хватит ли! — торжествующе завершил свой рассказ старый воин.

Литерный поезд, около десяти вёрст от Иркутска, 5 (18) августа 1912 года, воскресенье, время обеденное

— Я после этого с девчонкой побольше пообщался, и организовал ей переселение в соседний с нашим расположением дом. Иначе эти черти всё равно б девчонку сгубили. А про себя так и решил: согласится за меня пойти, с собой в Россию увезу. Не согласится — всё равно увезу и где-нибудь пристроиться помогу. Самой ей там не выжить было, хоть и боевая. Такая родня, да и вообще, почти гражданская война кругом. Порядка нет, защитить некому. А обидчики легко найдутся, — продолжал рассказ Семецкий.

— Значит, вот так сразу и влюбился? Понимаю, у самого так было! — улыбнулся я.

— Сразу-не сразу, какая разница? Главное, что по сердцу она мне пришлась! И вот прикинь, на следующее утро уже в наш двор снова заявляется дюжины две её родни. Мои орлы поднимают тревогу, пулемёты снова расчехляют, я весь на нервах выскакиваю и ору, мол, что неясно? Сказано же, пуль у меня на всех хватит!

— Ну и?

— А их главный, который, как оказалось, двоюродный дедушка моей Катюши, вдруг миролюбиво так мне и отвечает, мол, не твоё дело, капитан! Я своей любимой внучке, гордости нашего рода дары привёз! Мириться хочу.

— Ишь ты! — невольно восхитился я. — Просёк, значит, старый, что ты на эту девчонку запал? А о твоей роли в местных раскладах он, наверняка, и до того слышал.

Я снова покрутил головой, восхищаясь умением неизвестного мне вождя «переобуваться в воздухе».

— Да, породниться с «самим Семецким», у которого, к тому же, в рукаве почти сверхсила по местным понятиям лежит… Это могло сильно прибавить ему очков.

Тёзка скривился, будто разжевал лимон целиком.

— Вот-вот. А самое гнусное, что моё начальство с ним согласилось. Правительства там ещё не было, потому и посольства нашего там тоже нет. Неизвестно, кому верительные грамоты вручать. Но эрзац-посольство завелось в первый же день переворота. Со специальным посланником. И уж не знаю, кто ему всё в подробностях изложил, но вызвал он меня к себе и прямо в лоб заявил, что моя женитьба на Кэт весьма усилила бы позиции её рода. И дала бы неслабые козыри специальному посланнику в его дипломатических играх. Так что, дескать, если девица мне